Девочка плохо понимала, что творится кругом, но твердо помнила наказ бабушки никогда и никому не сообщать о родителях: «Ни в каких анкетах не пиши, самой близкой подружке не рассказывай, что твои родители враги народа. Сама не сообщишь – никто о тебе ничего не узнает. Пиши и говори: сирота, мол, живу у бабушки с дедушкой – у нас ведь другая фамилия, Васильевы, и ты по матери Васильева. А если, паче чаяния, кто чего узнает, то говори: не знала я, мол, ни о чем, мне дед с бабкой ничего не сказали».
Они переехали в Ленинград – в район, где у них не было знакомых. Никто – ни в школе у Нади, ни во дворе – ничего не знал. Боязнь сболтнуть лишнее сделала девочку замкнутой и нелюдимой, но училась она хорошо, и каждый год бабушка переписывала оценки из табеля внучки и тайком отсылала их в письме к дочери, отбывавшей ссылку далеких таежных краях.
Война на несколько лет разрушила хрупкую связь с матерью. Надя с бабушкой в июне сорок первого уехали к родным в Астрахань и домой вернулись только после снятия блокады. Дедушка, оставшийся в Ленинграде, голода не пережил. Пока девочка была мала, они с бабушкой тянули на небольшую пенсию, но после седьмого класса Надежда устроилась на завод, где работал ее покойный дед до того, как несчастный случай сделал его инвалидом. Мастер Василий Петрович – дядя Вася – был когда-то хорошим другом их семьи, но после ареста Семена и Варвары Малининых эта дружба как-то очень быстро сошла на нет. Надежда хорошо помнила, как дед со вздохом говорил по этому поводу бабушке: «Что поделаешь, время такое – у всех семьи, все боятся. А Вася еще к тому же член партии». Тем не менее, теперь дядя Вася сразу взял Надю под свою опеку и в первый же день ее появления на заводе имел с ней долгий и обстоятельный разговор. Он много говорил о том, что не нужно бросать учебу, а следует теперь же отнести документы в вечернюю школу, а потом как бы невзначай спросил:
– Ты анкету в отделе кадров еще не заполняла?
– Нет, дядя Вася, они сначала послали, чтобы с вами побеседовать.
– Что ж, и побеседовали. Теперь иди – заполняй. Пиши все, что о себе знаешь – дед, мол, и бабка из пролетариев. Родителей ты, конечно, плохо помнишь – мала была еще, когда они погибли. Так что про них ты ничего больше и не пиши. Ясно?
Их взгляды встретились, и девочка, поникнув головой, прошептала:
– Да, дядя Вася.
В автобиографии Надя просто написала, что ее родители были врачами и погибли. Прочитав, женщина в отделе кадров вздохнула, жалея сироту, каких в послевоенное время в стране было великое множество, и спрятала папку с личным делом Надежды Семеновны Малининой в сейф. Никто не стал выспрашивать у девочки никаких подробностей.
В конце сорок восьмого пришло первое после многолетнего перерыва письмо от матери. Теперь уже писала ей сама Надежда – бабушка в последние годы почти ослепла и с трудом передвигалась по комнате. Варвара Степановна много о себе не сообщала – здорова, работаю в больнице, как у вас дела? Скорей всего боялась, что письма просматривают. Дочь тоже отвечала коротко, без подробностей – все хорошо, работаю, учусь, бабушка не болеет.
Однажды во время перерыва к Надежде подошел комсорг их сборочного цеха Иван Яхов.
– Ты что же, Малинина, от коллектива отрываешься – все наши ребята уже в комсомоле, а ты особняком ходишь. У тебя дед, знаю, на заводе работал, его помнят еще, так что происхождение твое пролетарское – проси рекомендацию у Василия Петровича. Родители твои где, на войне погибли?
