«Какого черта? Поиграла в любовь, а теперь надоело что ли? Надо же – какие были признания, какие слезы! Дурак я, идиот, дебил – диплом на носу, а я бегаю за школьницей. Ладно, хорош дурью маяться – если захочет меня найти, то найдет. Чао какао!»
Рванув машину с места, Алеша переулками выехал на шоссе и был сразу же остановлен автоинспектором за превышение скорости. Отдав сто долларов, он немного успокоился и, уже следуя всем правилам дорожного движения, поехал к себе в университет.
Еще в начале октября, когда отмечали День учителя, Рая Воропаева из гуманитарного класса, учившаяся в балетной школе и обычно выступавшая на каждом ученическом концерте, подвернула ногу. Номер срывался, и учительница музыки Наталья Рафаиловна в отчаянии попросила ребят из математического устроить что-нибудь вроде научной викторины, чтобы занять время. Лиза обиделась, заявив:
– Мы что, сухари – одни викторины устраивать? Мы с Леркой Легостаевой, например, четыре года в музыкальную школу ходили! У Лерки знаете, какой голос? Эдит Пиаф!
Действительно, до пятого класса Лиза, Лера Легостаева и Артем Ярцев занимались в музыкальной школе по классу фортепиано. У Леры и вправду был очень сильный и красивый голос, всегда восхищавший их учительницу сольфеджио. Когда цены за обучение резко выросли, мать Леры не смогла оплачивать занятия, а Артем как раз в это время увлекся борьбой и заявил:
– Я музыкалку бросаю – у меня тренировки, на гаммы и этюды нет времени.
Из солидарности с ними Лиза тоже отказалась ходить в музыкальную школу. Ей в то время только-только исполнилось двенадцать, но Теодор и Полина Трухины как всегда предоставили дочери полную свободу действий – не хочет ребенок больше учиться музыке, ну и не надо, хватит. Время от времени Лиза садилась за стоявший в гостиной старый рояль, подбирала мелодии и напевала своим несильным, но звонким и чистым голоском. Со временем рояль был забыт, но при случае она могла исполнить что-нибудь «попсовое» под аккомпанемент неплохо бренчавшего на гитаре Гоши или того же Артема Ярцева. Предложение Натальи Рафаиловны породило у Лизы неожиданный прилив энергии.
– Гошка с Артемом нам подыграют, а мы с Леркой споем!
Учительница музыки была немолодая и очень опасалась всевозможных проказ молодежи.
– Только что-нибудь такое, – она нерешительно повертела рукой, – м-м, ну… не очень. А то сейчас молодежь такую дребедень слушает, что просто жутко. Я недавно дежурила у вас на дискотеке и, честно говоря.… Нет, надо бы мне вас сначала прослушать – ведь ты, Лиза, всегда что-нибудь такое выкинешь, а могут из и округа приехать.
Лиза рассмеялась и махнула рукой.
– Не волнуйтесь, Наталья Рафаиловна, мы ж понимаем, что учителя все старые… то есть… ну, пожилые. Короче, я хочу сказать, мы Шнурова или Гасилову изображать не будем.
– Кого?
– Ой, ну вы современную эстраду не знаете? Шнуров еще поет: «Я лично бухаю, а другие колются». Или, например, Гасилова: «Ну, здравствуй, ты попал. Что смотришь, не узнал?» Вы слышали?
Наталья Рафаиловна оскорблено вздернула подбородок, и по лицу ее пошли пятна.
– Боже, какое варварство! Да, вкусы молодежи оставляют желать лучшего! Мы в наше время бегали в консерваторию слушать музыку Бетховена, Шопена, Чайковского. Помню, когда приезжал Ван Клиберн…
Лиза заторопилась:
– Да вы не волнуйтесь так, Наталья Рафаиловна, я сама во втором классе Чайковского играла и Бетховена «К Элизе», но только первую часть. Потом, я прекрасно понимаю, что Шнуров, например, не наш стиль, наш стиль – романс. Меня вообще многие иногда за цыганку принимают, потому что я смуглая, а у Лерки голос тягучий.
