– Тогда понятно. И насколько велика ваша преданность интересам вашего электората, господин депутат?
– Чтобы выполнить свой долг перед избирателями, я готов от многого отказаться и пожертвовать личными интересами.
– Если жюри постановит присудить вам третью премию, то вы согласитесь повлиять на вашу дочь и склонить ее к этому браку?
Воскобейников напрягся, но дождался, пока Кейвор переведет, и холодно ответил:
– Мистер Капри, двести миллионов, конечно, неплохие деньги, но я всегда могу выбить эту сумму для Умудии из государственного бюджета. Я, однако, прекрасно понимаю, что вы шутите – вы сами только что утверждали, что не можете повлиять на решение жюри. Если же продолжить эту шутку, то я сказал бы, что даже вторая премия не сможет меня подвинуть на подобный разговор с Анастасией – с молодыми девицами, знаете ли, лучше не связываться.
После того, как Кейвор завершил перевод, наступило молчание, во время которого Капри нервно постукивал ногтем по столу. Наконец он поднял голову и коротко уронил:
– Хорошо, первая премия. Результаты будут объявлены через три дня. Завтра, господин депутат, я устраиваю прием для тесного круга своих близких друзей и хочу на нем видеть вас с супругой и дочерью.
На какой-то момент Андрей Пантелеймонович даже слегка испугался – на подобное он не рассчитывал, и ему показалось, что он перегнул палку.
– Однако…. Послушайте, мистер Капри, единственное, что я могу обещать, это то, что поговорю с дочерью и постараюсь изложить перед ней все преимущества этого брака. Но вы сами понимаете, что последнее слово за ней, и я даже при всем своем желании ничего не смогу поделать, если она начнет показывать свой характер.
– О, ее характер! Конечно, я предпочел бы, чтобы она сама пошла навстречу желанию моего сына, но, господин Воскобейников, для меня важнее иметь ваше принципиальное согласие, а потом мы решим, как справиться с упрямой девицей. Даете вы мне ваше согласие?
– Даю, – не колеблясь ни минуты, ответил Воскобейников.
Капри поднялся и протянул ему холеную руку.
– Мое приглашение на завтра остается в силе в любом случае, – сказал он, на минуту продлив рукопожатие, – как бы то ни было, мы на месте обдумаем, что делать и придем к обоюдовыгодному решению.
Андрей Пантелеймонович вежливо улыбнулся, показывая, что полностью согласен с миллиардером.
И опять, ожидая возвращения Воскобейникова, Лилиана металась по кабинету от стенки к стенке, и каждый раз, когда у Гордеева звонил телефон, застывала на месте, глядя на него вопросительным взглядом.
– Пока ничего нового, – невозмутимо отвечал он на ее молчаливый вопрос, – окончательного решения пока нет.
– Если.… Нет, я, наверное, когда-нибудь убью эту девчонку! Если б только дядя Андрей не посмотрел на Ингу и выпорол ее, как следует!
Ючкин не выдержал и, опасливо взглянув на Лилю, поднялся.
– Не хочу вмешиваться в ваши семейные дела, мне, наверное, лучше подождать у себя в номере. Лиля, ты позвони мне, если что-то станет известно.
Она хотела его задержать, но потом раздумала, вспомнив, что Андрей Пантелеймонович хотел сообщить ей какую-то новость.
– Хорошо, Игнатий, побудь у себя, я тебе позвоню.
Феликс наблюдал заплывшими глазками, как они откровенно поцеловались в губы, и вспоминал, как много лет назад Лилиана покорно задирала перед ним юбку в маленькой затхлой комнатушке. Она, очевидно, тоже об этом вспомнила, потому что, проводив Игнатия до двери, скользнула насмешливым взглядом по неподвижной расплывшейся фигуре Гордеева и, упав в кресло, весело положила на стол ноги, демонстрируя голые ляжки.
