"Чёрт! Столько выпила, а идёт как канатоходец, ни одного неверного движения!"
Сев за стол, она качнула графинчик и, повернувшись к бару, взмахнула рукой, привлекая внимание.
– Серёжа! Повтори!
– Оль!..
– Расслабься, Саш, – женщина растопыренной ладонью поставила барьер между ними и совершенно трезвым голосом сказала, – нет на земле того, кто меня перепьет сейчас…
В зале хлопнула дверь и раздался голос Надьки: "Где она?" И тут же послышались стремительно приближающиеся шаги. Надька влетела за ширму и зачастила:
– Оль, прости, я спешила и одному придурку зеркало снесла. А он дубина гайцов вызвал… и батарейка села…
Лицо Ольги вдруг сморщилось, как печёное яблоко, она зажмурила глаза и заплакала. Надька кинулась на пол и обняла её колени.
– Оля, ты плачь, плачь! Мага уйди! Она тебе потом не простит, – Саша встал и вышел из-за ширмы.
"Да что же у нее стряслось? Никогда ее не видел такой!" Пошарив по карманам, он вынул пачку сигарет и вышел на улицу. На крыльце стоять не хотелось, и Мага отошел за угол. У служебного входа курил Петрович, Надькин шеф-повар.
– Привет. Плачут?
– Плачут. Я Ольгу такой никогда не видел.
– Сеньку поминают.
– А кто это?
– Ольгин муж. Единственный, кого она любила. И любит. До сих пор. Он в Афгане погиб…
3. Ласточка
Какое утро!.. Она так любит эти часы… Дом в котором все спят. И она бы спала, но птицы на её окне начинали свои песни с первыми лучами солнца, и она никогда не сердилась на них, как бы поздно не легла спать. Летом она и шторы никогда не задергивала. Пусть солнце светит. Это так приятно просыпаться от мягкого касания солнечного луча, согревающего застывшую кожу. "Ну, что девочка, подъем? Иначе ты всё пропустишь!" Оля несколько раз перекатилась по кровати, меняя позы так, как это делает кошка. Кровь застучала в голове… Теперь пауза, глубокий вдох и подъем. Ольга рассмеялась и натянув белые шорты и майку, пошлепала босиком на кухню. Осторожно, чтобы не дай бог, никого не разбудить поставила джезву на плиту и всыпала на дно сахар и замерла в ожидании начала подтаивания и появления пузырьков. И в кипящую карамель тонкой струйкой полилась ледяная вода, сковывая кружево карамели и растворяя её в себе. Теперь всё быстро пару мерных ложек кофе… Турка снова встала на огонь. И женская рука потянулась за любимой чашкой, достала её с верхней полки. И ломоносовский фарфор на какой-то миг поймал солнечный луч и заставил его запутаться в кобальтовой сетке и принял в себя горячий поток кофе. Ритуал нарушать нельзя. Она подняла чашку на уровень глаз, вдохнула запах и отсалютовала солнцу. "Доброе утро. И день будет таким!"
Быстро сложив на поднос блюдце с сыром и плошку с медом, стакан ледяной воды, чашку и джезву со второй порцией, Оля выскользнула на улицу. Устроившись на террасе в шезлонге и вытянув ноги, она вдохнула утро, трепет листьев, цветущую сирень и безоблачное небо. Запрокинула голову и увиделавъющихся над её головой ласточек. Парочка заботливых родителей сновала и сновала из гнезда и обратно. "Надо же, я не заметила даже, когда вывелись. Скоро полетят, наверно." Ольга потянулась и, запустив руку в волосы, прочесала их растопыренной пятерней. "Опять обросла. Скоро будет не уложить… Может отпустить? Пусть отрастут, как раньше…"
Память мгновенно отреагировала, выхватив из прошлого Сенечку, молодого и улыбающегося ей глазами. И привычно вспомнилось, как они с девчонками сидели на скамейке и грызли семечки.
