– Утро доб… – срывается у меня с языка, но я его сразу прикусываю. Кому оно и доброе, а Пупсику вряд ли.
– Извини, – говорю, а сам глаза в сторону отвожу, – досталось тебе вчера из-за меня…
– Нич-чего, – шепчет Пупсик, стакан к губам подносит и начинает молоко маленькими глоточками пить. И слышу я, как зубы его мелко-мелко так по стеклу стучат.
Сажусь за стол, ковыряюсь вилкой в яичнице и на него стараюсь не смотреть. Век воли не видать – стыдно.
– В-всё б-бы норм-мально б-было, – трясёт Пупсика лихорадка, – н-но л-лекарст-тва конч-чились…
Тут я вилку роняю и на него обалдело смотрю.
– Так что же ты мне не сказал?! – ору.
– Я г-говорил… – обиженно оправдывается он и вдруг начинает тихонько плакать.
– Ах!.. – чуть не вырывается из меня мат трёхэтажный, но я вовремя его задавливаю. Пацан ещё на свой адрес примет.
– Погоди, это я виноват, – каюсь перед ним. – Сейчас всё будет.
Вскакиваю из-за стола что ошпаренный и в комнату залетаю. К счастью, рецепты, что лечила нацарапал, на столе так и лежат, никто их не трогал. Хватаю бумажки драгоценные и на всех парах из квартиры выметаюсь.
Провизорша в аптеке меня с пониманием встретила. Учреждение такое, что мужиков запыхавшихся и не в себе здесь нормально принимают. Впрочем, это было только вначале.
– Всего по десять! – бросаю перед ней рецепты.
Она и ухом не ведёт от такого оптового заказа, но на всякий случай рецепты внимательно читает – уж не наркотики ли там, если так много заказывают? По выражению лица вижу, что нет. Просмотрела она все рецепты и к первому возвращается.
– Десять ампул? – переспрашивает.
– Нет, упаковок!
Вот тут-то морда у неё и вытягивается. Будто я ведро касторки покупаю.
– А вы не ошиблись? – осторожно намекает она на мой вид запыхавшийся.
– Ошибся, – соглашаюсь я и дух перевожу. – По двадцать. Каждого. Наименования.
Наверное, у меня на морде было написано нечто более чем «не в себе», поскольку безропотно провизорша мне всё отпустила. Три пакета громадных получилось.
Припёр я лекарства домой, пакеты на стол в кухне взгромоздил. И Пупсик тут же – вот уж, действительно, что наркоман, – буквально в них закопался. Ампул пять обезболивающего сразу принял и бутылку успокоительного высосал.
К мази, правда, не притронулся. Здесь я, пожалуй, маху в угаре дал. На фига я её столько накупил, если он мазью всего раза два и пользовался, и с кожей у него теперь всё в порядке?
Наконец отвалил Пупсик от пакетов, что алкаш, на похмелугу стаканяру опроставший. Порозовел, посвежел, дрожь в руках куда девалась.
– Спасибо вам большое, Борис Макарович, – лепечет.
– Да чего там… – деланно машу рукой, но чувствую вдруг, что-то в горле скребёт. Этого мне только не хватало! Может, ещё и слезу пустить? Напускаю на себя вид озабоченный и на часы смотрю.
– Ого! – восклицаю. – Пора на работу, а то опоздаю.
И хоть знаю, что и Пупсик знает – какая там «работа», а сегодня, тем более, и «опоздание», – но что-то мне ему ведь НАДО сказать, чтобы слинять отсюда и нюни не распустить?!
– А завтрак? – пытается остановить меня Пупсик. – Я сейчас разогрею!
– Некогда, – машу рукой. – Найду, где перекусить. Бывай. Думаю, сегодня я тебе хлопот не доставлю.
И скоренько-скоренько выметаюсь.
Выхожу из подъезда, и настроение у меня – лучезарное. Уж и не знаю, то ли оттого, что помог пацану своему, то ли он меня своей экстрасенсорикой до поросячьего визга накачал.
