– Напомню, – Хула сделала паузу, чтобы каждый из присутствующих прочувствовал тягостное положение, – мы все предстанем перед Братом, независимо от наших поступков и решений. Но боюсь, что в этот раз наказание может коснуться всего города.
Старейшины, объятые трепетом, сидели с напряжёнными лицами. Услышав удручающую новость, каждый стал лихорадочно взвешивать свои шансы: удастся ли в этот раз вывернуться и убедить гостя в своей невиновности?
В возникшей тишине слышался тихий, едва уловимый треск ночных жуков и мотыльков, слетевшихся на яркий свет и прохладу из раскалённых песков, раскинувшихся вокруг города.
– Вряд ли Туаз лишится защиты, – прервал затянувшееся молчание Сант, – если, конечно, до приезда Брата не произойдёт что-нибудь ещё.
Толстый, хитрый и медлительный, он всегда осторожно принимал решения. Если дело казалось сомнительным, он не рисковал, тем самым много раз спасая свою шкуру. Инициативу Манна он не поддержал, потому волноваться меньше, чем другие. Зато Манну, Зуа и Лузу, возможно, грозило раствориться в песке. Наблюдая за ними, довольный Сант, не таясь, наслаждался спокойствием, раздражая других самодовольным видом.
– Когда придёт час предстать перед ответом, я буду готов, – прохрипел Манн, потирая красные щёки от волнения, ведь это именно он затеял роковую авантюру.
– Я рад, что ты силён духом и не бежишь от ответственности, – в ухмылке Санта отчётливо проскальзывала издёвка. Проснувшееся мужество трусливого Манна он объяснял тем, что теперь именно у него хранились украденные наследные бусы Луза, доставшиеся ему от отца, а тому от его отца. Считалось, что они, передававшиеся из поколения в поколение, помогали избежать грозного и непредсказуемого суда Ордена.
Луз, у которого похитили бусы, сидел мрачный и испепелял презрительным взглядом Манна. В воздухе пахло грозой, казалось, между Равными вот-вот разразится склочная перебранка.
– Ходят слухи, что Тапус воровку не тронул. Это правда? – у «отважного» Манна пот стекал по вискам.
Каждый раз перед визитом Ордена у него начинался мандраж. Он худел, мучился бессонницей и целыми днями каялся в прегрешениях. Однако частые глубокие раскаяния не останавливали его от новых авантюр. То ли грехи Манна ещё не переполнили чашу терпения Братского Ордена, то ли неподдельное раскаяние спасало, возможно, изворотливость, но он до сих пор сидел рядом и, судя по всему, и в этот раз собирался выйти сухим из воды.
– Правда, – Хула внимательно наблюдала за его реакцией и других мужчин, стараясь не пропустить ни одной важной детали.
– Может, девка проглотила бусы, потому цела осталась? – Луз не терял надежды отыскать пропажу, посмотрел пытливо на неё.
– Какое горло нужно иметь, чтобы их проглотить? – напомнила Хула. Помолчала и добавила. – Девчонка потеряла разум.
– О, Боги! – воскликнул Луз. Едва у него затеплилась надежда, тотчас растаяла.
– Кто приказал бросить её в загон? – Хула по каждому прошлась пронзительным взглядом, надеялась, что преступник невольно себя выдаст.
– Не я! – отмахнулся Манн. – Я уповаю на милость Отца, поэтому лишние прегрешения мне ни к чему.
Присутствующие посмотрели на него с сомнением. Другие промолчали.
– А где девка? – осторожно поинтересовался Зуа.
– Здесь.
Когда Тхайя, ныне выбравшая себе имя Тамаа, вошла, ошеломлённые Манн, Луз и Зуа едва не привстали, с интересом рассматривая её. Даже Сант потерял дар речи и сидел с разинутым ртом.
