Выходит, что «казак», «киргиз-казак» («кайсак») отличается от русского казака только своим тюркским происхождением и внешностью. По характеру же и ментальности казах и русский – оба казаки, только казахи еще не отвыкли кочевать, «их еще мало коснулась цивилизация, они ближе к природе – степи и небу и населяющим их живым и вымышленным их фантазией существам». Существует даже легенда о происхождении названия их народа от белой гусыни Каз-Ак, которая напоила и воскресила к жизни смертельно раненого героя Колчан Кадыра, и от их брака произошло «великое потомство», названное в честь нее казахами. Причем персонаж романа И. Шухова «Горькая линия» пастух Сеимбет настаивает на том, что они именно казахи, а не киргизы, как называют их русские. Поэтому, читаем далее в книге 1913 г., «дикость и безграмотность не отменяют поэтичности казахов. Отличительной чертой казаха является любовь к поэзии и умение излагать свои мысли не только ясно и изящно, но и красноречиво. Отсюда развитие устной народной литературы, отличающейся богатством и разнообразием и слагающейся из пословиц, загадок, поучений в стихах, песен различного характера (…), заклинаний, легенд, сказок. Сказки чрезвычайно многочисленны и разнообразны по содержанию; обычными действующими лицами в них являются ханы, их приближенные, ведьмы, оборотни, змеи, медведи, лисицы, волки и другие животные, обладающие сверхъестественными свойствами». При этом фольклорные произведения, «как правило, не рассказываются, а поются», они «просты и безыскуственны».
Случайно ли поэтому, что Иванов начал именно со сказок и стихов. И, если верить роману «Похождения факира», одним из первых стихов, сложенных пятнадцатилетним Всеволодом, были стихи на казахском языке, посвященные казахской красавице Нюр-Таш, дочери степного султана. В таком вот виде, в оригинале, они и приведены в романе: «Кыздарай учун Юртуп нан базарнан…» и т. д. То есть: «Ради девушки ездил я в Урлютюп на ярмарку…». Причем девушка эта, как мы помним, первая призналась в любви, а сам он отметил их сходство, почти антропологическое: «лунообразное лицо, коротенькие ручки, серые глаза, окаймленные припухшими веками; впрочем, на киргизский вкус я тогда был красив». Но если у Иванова было чувство сходства с казахами физическое, то должно было быть и ментальное. Вспомним: «хорошие умственные способности», «общительный, веселый характер», находчивость, сообразительность при «сравнительной честности», лукавстве и хитрости. И еще доброта, любопытство, беспечность, лень, готовность к передвижению на любые расстояния. Разве все это нельзя отнести и к Иванову и разве все это не отражено в «Похождениях факира», отчего мы, несмотря ни на что, верим в автобиографичность этого произведения?
У казахов были основания относиться к русским как к пришлым, колонизаторам, захватившим их исконные земли. Царское же правительство поощряло, закрепляя этот захват для того, чтобы способствовать превращению казаков из военных в земледельцев. Но, поскольку линейные казаки без всякой охоты шли на это, сюда зазывали переселенцев из европейской России. Специальным постановлением правительства казахские степи объявлялись «открытыми» и «десятки тысяч изголодавшихся на родине, отчаявшихся мужиков (…) тронулись в неведомые акмолинские степи» (И. Шухов). И особенно «усиленный наплыв переселенцев» приходится как раз на ранние годы жизни Иванова – с 1890-х до начала Первой мировой войны. Это усиливало и без того большое напряжение в отношениях между казахами и казаками, конфликты на границе учащались, перерастая в восстания, как это было в 1916 г. В романе И. Шухова «Горькая линия», который мы уже не раз цитировали, нашлись казаки, которые сочувствовали казахам, в первую очередь бедноте.
