Он ещё не знал, что в Институте хронометрии уже собрали досье. На экране мерцало его фото, а рядом – кадры с камер наблюдения: юноша, шагающий сквозь стены, как призрак. Красная надпись «Цель №1» пульсировала, словно сердце механического зверя.
Но пока Артему снились сны, где он и Луиза танцевали на краю сверхновой. Их тела светились, распадаясь на частицы, но руки не отпускали друг друга.
«Je t’aime,» (я тебя люблю) – шептали звёзды. «Je t’aime,» – отвечала тьма.
А где-то в промежутке рождалась вселенная, где «невозможно» было всего лишь словом.
Глава 3: Ткань из света и пепла
Рассветы стали для Артема не просто временем суток, а состоянием души. Он научился ловить мгновения между сном и явью, где воздух дрожал, как струна, готовая родить мелодию. Цзян, его наставник, предупреждал, что балансировать на грани миров опасно. Но разве любовь не всегда была рискованным танцем на краю пропасти?
Однажды ночью, когда луна висела над городом, как серебряная монета в руках нищего, Артем решился на эксперимент. В своей комнате, заваленной книгами и чертежами, он расстелил на полу холст – подарок Луизы, который появился в его шкафу словно из ниоткуда. На картине они стояли спиной друг к другу, разделенные зеркалом, в котором отражались не их лица, а целые галактики.
– «Встретимся посередине», – прошептал он, кладя на холст засушенную розу и ленту. Ладонь прижалась к краске, ещё влажной, будто Луиза только что отложила кисть.
Медитация началась с дыхания: вдох – запах масла и старости, выдох – горьковатый привкус квантового поля. Артем чувствовал, как реальность истончается, словно бумага, прожжённая свечой. Звуки улицы замерли, и вдруг… тишина заговорила.
«Ты здесь», – не голос, а пульсация в крови.
Он открыл глаза в мастерской Луизы. Париж 1867 года дышал за окном: крики разносчиков, цокот копыт, запах жареных каштанов и угля. Луиза стояла в трех шагах, в платье, сотканном из сумерек, её пальцы дрожали, касаясь палитры.
– «Как?..» – они произнесли это одновременно, не ртом, а всем существом.
Артем шагнул к ней, но пространство вздыбилось волной. Пол под ногами стал жидкостью, стены поплыли, как в аквариуме. Он увидел, как сквозь Луизу проступают книги его комнаты, словно их миры наложились друг на друга.
– «Мы в точке пересечения», – мысль Луизы была ясной, как удар хрусталя. – «Смотри!»
Она протянула руку, и между их пальцами вспыхнула нить света – тоньше паутины, но прочнее стали. Артем почувствовал, как их сердца бьются в унисон, преодолевая временной парадокс. Но в этот миг из углов поползла тень. Чёрная, бездонная, она шипела, как песок в часах, искажая реальность.
– «Они нашли нас!» – Луиза отпрянула, и нить порвалась.
Артем очнулся в своей комнате, держа в руках обугленный край холста. От картины остался пепел, пахнущий серой и грустью. На запястье – синяк в форме пальцев, которых не существовало в этом веке.
Цзян появился без стука, его лицо было темнее грозовой тучи.
– Ты открыл портал, глупец! Тени Акаши – не просто наблюдатели. Они пожирают нарушителей.
– Но мы почти…
– «Почти» не считается в войне с временем! – монах швырнул на стол газету.
В утреннем выпуске была статья: «Загадочные исчезновения в историческом квартале». Фото показывали пустые платья XIX века в витринах магазинов, лужицы лавандового масла на мостовой. Артем побледнел – это были места из снов Луизы.
