Встреча С Вечностью - страница 4

Артем бежал, разбивая отражения кулаками. Стекло резало кожу, но боль была сладкой – доказательством, что он ещё жив. В конце тоннеля горел свет – мастерская Луизы. Он ворвался туда, захлёбываясь временем, и увидел её.

Она была прикована к мольберту серебряными цепями, чьи звенья звенели, как слёзы. Институт хронометрии оказался не организацией, а существом – бесформенным сгустком часовых шестерёнок и человеческих глаз. Оно пульсировало в углу, высасывая краски из её картин.

– «Ты опоздал», – прошептала Луиза, но её улыбка говорила обратное.

Артем бросился к ней, но цепи ожили, обвив его запястья. Шестерёнки впились в кожу, вытягивая воспоминания: первая встреча в архиве, запах лаванды, танец в музее…

– «Прекрасный материал для уничтожения», – заскрежетало существо. – «Любовь – лучшая приманка для душ».

Артем закричал, но вместо голоса из горла вырвался свет. Частицы его тела начали распадаться, питая машину Института. Луиза рванулась к нему, и в этот миг её дневник, лежащий на полу, вспыхнул. Страницы зашелестели, выписывая уравнение – то самое, что Артем написал в бреду после первого прыжка.

«E = mc² + ∞» – энергия равна любви, помноженной на бесконечность.

Цепи лопнули. Свет, рождённый их соединёнными сердцами, разорвал существо на кванты. Комната взорвалась сверхновой, и они падали сквозь слои реальности, держась за руки.

Очнулись в «нигде». Пространстве, где небо было полом, а река времени текла вертикально. Луиза прикоснулась к его щеке – её пальцы оставляли следы, как кисть по холсту.

– «Мы – ошибка», – сказала она, но глаза смеялись. – «Прекрасная ошибка».

Он притянул её к себе, и их губы встретились в точке, где Большой взрыв совпал с тишиной. Это не был поцелуй – это было слияние: два атома, создавшие новую вселенную.

Институт хронометрии стёр их из записей. Но где-то в Париже 1867 года художница пишет картину «Танцующие в пустоте», а в 2023-м студент находит в учебнике по физике засушенный цветок…

Цзян, сидя в храме где-то в Гималаях, улыбнулся. На его ладони лежала шёлковая лента – синяя, как трещина между снами.

– «Ничто не умирает», – прошептал он. – «Всё просто становится… тоньше».

А на мосту Искусств туристы фотографируют странное явление: два силуэта, светящихся в лунном свете. Они не знают, что это тени от kiss, растянувшегося на полтора века.

«Je t’aime», – шепчет ветер. «Je t’aime», – отвечает эхо.

И где-то в хрониках Акаши тикают новые часы.

Они стали музыкой, для которой не нужны ноты. Артем и Луиза парили в своём новом мире – пространстве, где мысли материализовались в пейзажи: леса из хрустальных струн, океаны, чьи волны были сгустками забытых воспоминаний. Здесь не было времён года, только настроения: когда они смеялись, рождались северные сияния, а ссоры (редкие, горькие, как тёмный шоколад) вызывали дожди из лепестков магнолий.

Но вечность – не покой, а бесконечная вариация. Вдруг Луиза начала терять детали: сначала исчезла родинка на запястье, потом запах жасмина в её волосах. Артем ловил её образ, как ловят сон на рассвете, но он таял, оставляя в ладонях лишь эхо.

– «Мы растворяемся», – сказала она, рисуя пальцем в воздухе свою улыбку. Линии светились и распадались. – «Любовь не может быть вечной, если нет „я“, чтобы её чувствовать».

Артем, чьё тело теперь было набором мерцающих частиц, собрал их в форму объятия.