Я вырос среди католиков, хорошо к ним отношусь, много где бывал на католических кладбищах, но там почему-то я ничего подобного не чувствую. Нет на душе того уюта. Почему – не объясню. Помню, как было тревожно в Венеции, на кладбище Сан-Микеле, что расположилось на одноименном острове Архангела Михаила. Уже побывав на могиле Бродского и возвращаясь назад, в поиске выхода к остановке кораблика-такси, мы с дочерью заплутали среди старинных католических надгробий. И вроде бы тоже солнце, а заблудился и ощутил страх.
Оглянулся в поисках Виктора, по времени он уже должен быть здесь, но нет, никого не видно. Я один и продолжаю уходить вглубь аллеи. Подхожу к ближайшему захоронению, окруженному красивой кованой оградой. Внутри три надгробья, семейная могила. Сын, отец и мать. И умирали люди именно в такой очередности. Сын, Павел, умер еще до моего перевода в храм к нам в деревню. Павел успел жениться, и у него родился собственный сын. Увы, человек пристрастился к тяжелым наркотикам и умер от передозировки. Его отпевал мой предшественник.
Отец Павла занимался предпринимательством и, по словам тех, кто его знал, был человеком сердечным. Говорят, многим помогал. Но после смерти сына очень изменился и перестал отзываться на просьбы о помощи. Вот его я помню. Однажды он пришел к нам в храм. Скоро осень, а у нас крыша во многих местах прохудилась. Колокольня совсем пришла в запустение. Ветер сильный подует, кирпичи сверху падают и бьют по листам оцинковки. Тришкин кафтан. Крышу подлатали, колокольня разрушается. Займись колокольней, крыша потечет, как служить с такой крышей? Решился попросить. Подумал, может, в память о сыне поможет? Он ответил:
– Нет, батюшка. Был сын, жил ради него. Теперь сына нет, буду жить ради себя и для себя. Меня ваша крыша не волнует.
Через полгода пропал человек. Искали с месяц. Нашли с простреленной головой. Не получилось для себя. Так я его в закрытом гробу на улице и отпевал. После его смерти, помню, вдова позвала освятить их коттедж. Говорила, в доме не пойми что творится, и страшно оставаться ночью одной. Но что творилось, она уточнять не стала.
Мама, правда, надолго тоже не задержалась. Поговаривали, будто после смерти сына и мужа стала частенько прикладываться к бутылке, но лично я эту женщину пьяной никогда не видел. Умерла она ночью во сне. Когда умерла, те, кто нашел ее дома мертвой, сильно перепугались. Что там конкретно произошло, я не в курсе. Вся эта история почему-то прошла мимо меня, семью эту я практически не знал, а расспрашивать о покойниках счел для себя неполезным.
Большой пустой дом в два этажа перешел в собственность невестки и ее маленького сына. Они и теперь продолжают ухаживать за могилками. Трава здесь всегда выкошена. Памятники чистенькие, цветочки, покрашенная оградка. Только сама девушка постепенно как-то перестала бывать в храме. Одно время заходила, покупала и ставила свечи, писала записочки. Потом перестала заходить. Я даже не вспомню, когда видел ее в последний раз. Однажды, проходя мимо дома, подумал о ней, попытался представить себе ее лицо и не смог.
Стоял рядом с могилами, вспоминал этих давно уже умерших людей и подумал, раз Виктор все еще запаздывает, а я простаиваю без дела, то что мне мешает послужить на этих могилках? Наверняка о них уже никто не вспоминает и не молится. Да, но я-то их помню, а память обязывает. Надел епитрахиль, разжег в кадиле быстровоспламеняющийся уголь и помолился обо всех троих.
