Зона общего режима подразумевает, что заключение в ней проходят люди, осужденные впервые. Или те, чьи преступления общество не рассматривает как слишком уж социально опасные. И есть надежда, что после освобождения бывшие заключенные одумаются и станут жить нормальной человеческой жизнью. К отцу Филиппу, человеку пожилому и рассудительному, население колонии относилось уважительно. И если у кого-то появлялось желание излить душу, он шел к священнику без опасения, что еще кто-то третий узнает о содержании их разговора.
Отец Филипп жалел заключенных. Особенно молодых, еще только начинающих жить. С ними он вел особо душеспасительные беседы. Имена тех, кто обращался к батюшке за советом, он записывал в отдельный помянник и на проскомидии старался поминать их в первую очередь. Однажды в храм к отцу Филиппу пришел один из заключенных. Батюшка не помнил, чтобы когда-нибудь общался с ним раньше. Человек еще молодой, но не юный, лет тридцати. Манера держаться выдавала в нем человека спокойного, рассудительного и еще уверенного в себе. Такие люди предпочитают больше молчать и слушать, нежели сами говорить. Они не стремятся наставлять или поучать. Такие скорее предупреждают, нежели просят.
Отец Филипп принял у заключенного исповедь, прочитал над ним разрешительную молитву и захотел ближе познакомиться с исповедующимся, задавая тому самые общие вопросы о том, как он молится и читает ли Евангелие. Духовника интересовало, есть ли у молодого человека семья и каковы его планы на будущее после освобождения.
– Какой у вас срок заключения?
– Восемь лет лишения свободы. Статья серьезная, разбой. Но поскольку первая судимость, то и отбываю наказание в зоне общего режима.
– Вот уж, глядя на вас, никогда бы не подумал, что вы разбойник. Предположил бы, что вы бывший военный или чиновник, руководитель среднего звена. Ваш вид никак не выдает в вас разбойника.
– А я и не разбойник, – чуть улыбнувшись кончиками губ, ответил тот отцу Филиппу.
– Не понимаю, – переспросил батюшка, – наказаны вы за разбой. И в то же время утверждаете, что вы не разбойник.
– Я действительно преступил закон. В соответствии с Уголовным кодексом за совершенное правонарушение мне грозило до трех лет лишения свободы. Разбоем я никогда не занимался. Но во время следствия мне приписали и то, что я никогда не совершал. Причем ни для кого это не было секретом. Но я не стал отпираться. Суд прошел по ускоренному варианту. Я получил относительно небольшой срок в колонии общего режима с правом на условно-досрочное освобождение.
Ответ заключенного еще больше запутал отца Филиппа.
– Постойте, выходит, вы преступления не совершали, но отпираться тем не менее не стали. И до истины решили не докапываться. Почему вы соглашаетесь на явное беззаконие и не настаиваете на пересмотре дела? И еще, слушая вас, невольно возникает помысл, что таких, как вы, в зоне немало?
– Каких таких? – переспросил заключенный.
– Ну вот таких, невиновных.
– Ошибаетесь, батюшка. Невиновных здесь нет. Каждый в чем-нибудь да виновен.
– Как – нет?! А вы? Ваш собственный пример не свидетельствует ли об обратном?
– Если бы прокурору стало известно обо всем, что я на самом деле успел натворить в своей жизни, то меня бы ждала расстрельная статья.
Отец Филипп задумался. Прервав молчание, он спросил:
– Да, но ведь, кроме вас, этого больше никто не знает. Зачем же вам соглашаться на столь длительный срок заключения? Восемь лет – это немало.
