– Шесть, или восемь лет, или десять. Это уже не мне решать. Молодой был, и то, что когда-то натворил, все это было по глупости. Становясь старше, я понимал, что просто так мне это с рук не сойдет. Сперва это был только страх наказания от людей. Но люди за мной не пришли. Мое преступление до сих пор не раскрыто. Можно бы и успокоиться. Но нет, неожиданно накрыло чувство покаяния «за содеянное». Душа заболела, потому и в церковь пришел. Я уверовал в Бога. Специально поехал в один далекий монастырь поговорить с духовным человеком. Знакомые посоветовали к нему съездить.
Я увидел этого человека, поверил и открылся ему. Рассказал обо всем в исповеди и спросил, что мне делать? Он ответил:
«Молись и проси Христа, чтобы суд за твой грех совершился бы еще здесь, на земле. А не там, где покаяние уже невозможно. Лучше быть наказанным и пострадать здесь, а не в вечности». Я стал молиться.
Ввязавшись в случайную драку, даже не думал, что все вскоре обернется именно так и я за то, чего не делал, получу целых восемь лет. Но я каждый день вспоминаю ту мою молитву с просьбой о наказании за грех еще здесь, на земле. Без ропота принимаю в очищение от реально совершенного мной злодеяния. И благодарю за Его снисхождение ко мне, всего только восемь лет заключения.
Часть вторая
В храме в самой Угрюмихе те же дачники бывают редко. Но все же несколько таких семей, приезжая летом на дачи, причащают детей на воскресной литургии. Иногда и сами причащаются. Чаще остальных летом на службах можно было увидеть Анастасию, молодую женщину лет тридцати пяти. В храм они приходили вдвоем с дочкой дошкольного возраста. И никогда отец Филипп не видел рядом с ними мужчин, ни дедушки, ни папы, из чего сделал вывод, что Анастасия, скорее всего, воспитывает маленькую дочь в одиночку.
Добродушная Настя нравилась старому священнику. Ему всегда были симпатичны люди простые в общении, не кичащиеся учеными степенями, дипломами или достатком. Он терпеть не мог в людях равнодушия и радовался, видя, как кто-то отзывается на нужду другого, помогая ближнему, хотя бы в малом. По мнению отца Филиппа, Настя была именно таким человеком. Потому когда он видел Настю с девочкой входящими в храм, то неизменно испытывал чувство радости. Еще батюшка любил детей. Собственные его дети давно уже выросли, а внуки к деду в деревню приезжали редко. А как подросли, так и вовсе перестали бывать.
Зная напряженный ритм жизни своих москвичей и боясь показаться назойливым, в общении с близкими удовлетворялся нечастыми разговорами по телефону и смайликами от внуков в ответ на его поздравления с именинами и днями рождений. Потому маленькая дочка Анастасии превратилась для отца Филиппа в отдушину. С ней они могли вдоволь наиграться и похохотать. С ребенком батюшка сблизился даже быстрее, чем с мамой. Настя, входя в общение с отцом Филиппом, поначалу проявляла осторожность, и добрые их отношения установились не сразу. Года два понадобилось, чтобы между священником и Анастасией возникло доверие, переросшее в дружбу. Однажды в разговоре с отцом Филиппом молодая женщина рассказала о том, как однажды, когда она еще только становилась подростком, ее отец, будучи пьяным, воспользовавшись отсутствием мамы, стал ее домогаться.
– Слава Богу, он был настолько пьян, что ему не удалось удержать меня и я смогла вырваться из его рук и убежать из дома. Маме об этом я рассказывать не стала, а отец, протрезвев, вел себя как обычно, так, словно ничего и не произошло. Мне кажется, он не помнит о том своем ужасном поведении. Зато я не смогла забыть безумных глаз моего дорогого папочки. Его влажные руки, лицо, запах перегара навсегда врезались мне в память. Продолжая любить отца, я весь свой остаток детства испытывала страх, стараясь никогда не оставаться с ним дома вдвоем. Помню это свое странное раздвоение – чувство страха перед отцом и одновременно дочернюю любовь к нему. Зато в отношении к другим мужчинам я уже не терпела никаких компромиссов.
