слово.
Просьбу. Обещание. Поклон. Уважение и чистое намерение. Словеса тем и были хороши (но и сложны для изучения), что неуловимо сочетали в себе многие смыслы.
Маша почувствовала, как дрогнули Явь и Навь. Значит, она была услышана.
— Вдольская кровь, — выдохнул Игнат. — Вы, барышня, из княгинь будете?
Маша покачала головой, все еще прислушиваясь к эху слова.
— Осинины – потомки тех самых Добрыниных, великих вдольских бояр. Но очень дальние. Я просто с детства изучаю словеса. Сама не помню, но маменька рассказывала, что мой отец мастерски владел языками Поперечья и ни в чем не уступал вдольским князьям. Слово – это суть жизни. Отражение ее. С его помощью многое можно сотворить, изменить… исказить. А венки… — Маша запнулась, подыскивая нужное сравнение, — это как гостям надеть домашние туфли… тапочки. Еще мы попросили, извинились и пообещали, что зла не причиним.
— Ух! — Игнат взъерошил волосы пятерней. — Вот уж не знал. Диво дивное.
Он нахлобучил свой венок на голову, и тот тут же сполз на лоб.
— Маловат, — улыбнулась Маша. — Сейчас поправим.
Она подошла к Игнату со спины и потянула узелок ленты. От парня пахло травой… медом… чем-то терпким, слабо…
Мужской туалетной водой, определила Маша. Дорогой. Не иначе как подарок князя верному слуге. Маша к знакомству тоже придарила Марфуше флакон сладких франкландских «Бискви ванийе».
— Вот так. Теперь можем попробовать, — сказала Мария, храбрясь. — Но лучше лошадей в поводу вести, мы на чужой территории. Луговик нас не тронет… не должен. Мы теперь его гости. Но Кудря с Булатом могут испугаться навьих.
— Булат к нечисти привычен, — возразил Игнат. — Только русалок побаивается. А вот Кудря… та да.
Он сотворил у сердца Ладов знак, и Маша его повторила. На всякий случай.
Сколько она себя помнила, душа ее не лежало к какой-то одной религии. В Великом она ходила в разные храмы по настроению, тем более что все ее знакомые также следовали сей привычке, скопированной у Государя и его семейства.
А вот маменька, выйдя замуж, обратилась в католицизм. Михаил Остапович особо не настаивал, но все его семейство исповедовало только лишь западное христианство.
… Марии показалось, что шли они недолго. Но вот снова будто тряхнуло, и солнце сместилось с зенита к горизонту.
Тропа резко вильнула… Лесовик выпустил гостей из морока, и не просто выпустил, а любезно довел до места назначения самым что ни на есть коротким путем – через Навь.
Маша и Игнат стояли на холме, и вид перед ними открывался завораживающий – на излучину Помежи, ровную, как лук, со всеми островами будто на ладони.
— Как думаете, где лучше водяного искать? — растерянно спросила Маша.
— Там, — Игнат не раздумывая ткнул в западную часть самого крупного острова. — Только перебираться придется. Брод есть, Помежа за лето пересохла чуть, справимся.
— Думаете?
— Знаю.
9. Глава 9
Глава 9
Паромы по обмелевшей Помежи ходили неспешно. И барки с хлебом, пенькой, льном и льняным маслом, какие в обычное время сновали мимо, только успевай названия читать, осторожно пробирались по середине реки.
На пароме Сергей взопрел. Вроде бы конец лета, а жарит, как в июле.
Хорошо, что от пристани не пришлось идти пешком, нашлась крестьянская телега до Банников. Кусачий воротник натер шею, руки искололо соломой.
Это прежде Абрамцев носил рубашки от братьев Жульиных из ателье мужского нижнего и верхнего платья, что в Петербурге на Знаменской. А нынче приходилось довольствоваться вещами из мастерской в Родовейске. И рубашек, как от Жульиных, там, понятное дело, было не сыскать.
