Встретимся в музее - страница 17

Став взрослой, Биргитт признавала, что никаких морских людей не существует, что в лодке на остров ее увез простой смертный на двух ногах. Но глубоко в сердце она все равно верила в свою историю. Вслух она никогда этого не признавала, но я прожил с ней тридцать лет и любил ее, поэтому считаю себя вправе это утверждать. Моя жена не верила, что является частью этого мира, как другие люди. Она родилась на свет, чтобы жить в одиночестве, хорониться в укромных местах, и люди, которые создавали такие места, были из другой субстанции, не такими, как я, как все остальное человечество. Ее мама и житель морских глубин были для нее реальными, а я и наши дети – нет. Она играла с нами в дочки-матери, в счастливую семью, но мы были всего лишь игрушками. Реквизитом, который помогал ей притворяться обычным человеком. Когда игра становилась невыносимой, она оставляла нас. На несколько дней, на неделю, однажды больше чем на два месяца. Я никогда не знал, куда она пропадала, но понимал, что она ищет. Ей нужна была дверь в реальный мир, где жил ее глубоководный друг. И с годами это томление становилось все сильнее.

Пару лет назад мы плыли на пароме из Гетеборга в Фредериксхавн. Возвращались из небольшого отпуска, в котором праздновали очередную годовщину свадьбы. Погода была штормовая: порывистый ветер, дождь, сильная качка. Несмотря на все это (а может быть, именно благодаря этому?) жена сказала, что хочет выйти на палубу. Сказала, что ее укачивает, что ей неприятен шум и запах внутри парома. Я предложил составить компанию, но она отказалась, попросив присмотреть за сумками. Уходя, Биргитт протянула мне браслет. Она носила его не снимая, но несчастливая жизнь повлекла за собой чрезмерную худобу, браслет стал плохо держаться на запястье и часто спадал. Биргитт сказала:

– Подержи, пожалуйста. А то еще соскользнет, не хочу его потерять.

Больше я ее не видел. Тело так и не нашли. Она оставила меня, как будто всю жизнь спала, а теперь наконец решила проснуться, чтобы встретить новый день.

Я с удивлением понимаю, что никогда прежде не рассказывал эту историю от начала до конца, как рассказал ее Вам. Мне всегда непросто говорить о том, что наиболее глубоко затрагивает мои чувства. Но вот я рассказал, и мне стало легче. Теперь все окончательно случилось. История подошла к концу.

Ваш друг,

Андерс Ларсен

Бери-Сент-Эдмундс

12 мая

Дорогой Андерс,

хочу вернуться к письму, которое Вы написали в марте, прежде чем отреагировать на Ваше последнее послание. Так мне будет проще найти нужные слова.

В мартовском письме Вы размышляли о различиях между нашими жизнями: моей, протекающей на лоне природы среди постоянных изменений внешней среды, и Вашей, сосредоточенной вокруг застывших во времени предметов. Тогда Вы спрашивали, что лучше и что бы выбрала я, если б знала, что у меня есть выбор. Я знаю, это такой же риторический вопрос, как и те, что я задавала Вам в первом своем письме (как добраться до Силькеборга и как установить генетическую связь с человеком из железного века). Но я все же спрошу, потому что именно этот вопрос хотела задать Вам (или профессору Глобу) в самом начале переписки. Согласитесь, поразительно, что после того, как Вы безропотно внимали моим рассказам про забой свиней и смерть моей лучшей подруги, Вам удалось раскрыть реальные мотивы, побудившие меня написать самое первое письмо?