— Не буяньте, мужчина, — тётка — тёртый калач, не струхнула. — Билеты проданы, мест нет.
— Денег хочешь? — сую руку в карман, достаю мятые купюры. — Забирай всё, только организуй мне место в поезде!
— Ничего не выйдет, — кассирша упирается рогом. — Даже если я разрешу вам сесть в поезд без билета, вы не успеете. Он уже отходит, — высовывается из окошка и показывает пальцем на паровоз.
Только тронулся — гудит, набирает скорость. Локомотив и два вагона. В одном из них сейчас моя лапочка и гусь Вова. Жить ему осталось недолго.
Дварфша прячется в свою будку, а я бегу к путям навстречу приближающемуся поезду. Торможу на перроне, жду. Поезд проплывает мимо меня, и я, цепляясь за поручень на торце последнего вагона, запрыгиваю на металлическую площадку. Полдела сделано, осталось попасть внутрь. Дверь здесь почему-то отсутствует. Площадка есть, а двери нет. Дварфы те ещё машиностроители.
Высовываюсь из-за угла, чтобы оценить расстояние до боковых дверей, и понимаю, что впереди жопа. На горизонте маячит чёрная дыра в пространстве — межмировая граница. И лучше бы мне оказаться внутри поезда, когда он будет её пересекать. Снаружи я могу не выдержать перегруза. Практики у меня не было, но наслышан.
На мандраже-кураже карабкаюсь на крышу поезда. Тут должны быть люки. Но люков нет — только сплошной метал на заклёпках. Грёбаные инженеры!
В нос бьёт нежный девичий аромат. Моя. Я сейчас прямо над женой — лежу, распластавшись на крыше разгоняющегося состава. И гусяра этот воняет. Его запах я тоже чувствую чётко.
Граница между мирами всё ближе, скорость поезда возрастает с каждой секундой. У меня не остаётся выбора. Бью кулаком по металлу, он гнётся. Хочу добить вмятину. Нет, надо ещё. И ещё… Пятый, шестой, седьмой. Костяшки в хлам.
Пробил! Вместе с деревянным потолком вагона. Но этого мало, я не пролезу. Голыми руками рву, ломаю ни хера не тонкий металлический корпус. Я не подозревал, что во мне столько силы. Или бешенства? Неважно. Ору и продолжаю рвать, ломать, крушить. Лапы воют от боли, но эта боль ничто по сравнению с желанием убивать, которое движет мной в эти минуты. Стимула сильнее у меня не было, даже когда я ехал с Жанной к Самвэллу.
За мгновения до встречи с границей я успеваю сделать дыру подходящего размера и оказываюсь внутри вагона. День добрый! Кому добрый, а кому и последний.
Встаю с колен, расправляю плечи. Руки по локоть в крови, рожу перекашивает от злости. Я бы предпочёл ослепнуть, но это так не работает. Реальность жёстко бьёт по волчьему самолюбию, из горла рвётся сдавленный рык. Моя лапа в красивом платье мятного цвета, в белоснежных кедах, а рядом с ней гусяра позорный. На столе следы романтического приёма алкоголя. Пьют они тут! Что празднуем, господа и дамы?
— Раж?! — лапочка в шоке. — Ты как тут?..
— Молчи! — рявкаю на жену, уничтожая взглядом Вову.
— Даря, что происходит? Как он здесь оказался? Почему он так смотрит на меня? — паникует гусь лапчатый.
Отвечаю по порядку: происходит трында, оказался я здесь как-то так, а смотрю без любви, потому что от гусятины у меня изжога.
— Со мной говори! — бью себя окровавленным кулаком в грудь. — Или обосрался?!
— Я… Я-а-а… Дарина!
Не понимает. Ладно, хрен с ним. Я дал гусю шанс сказать последнее слово, он им не воспользовался. Яблоко ему в жопу засуну и на стол. Стол накрыт уже.
— Раж, ты сдурел?! Не смей!
Девочка в панике пытается остановить оборот — хватает меня за руки, тянет на себя. Нет, дорогая, ничего не выйдет. Я уже в звериной ипостаси, шерсть дыбом. Сквозняк из дыры в потолке добавляет антуража — обрывки моей одежды под стук колёс поезда танцуют хороводы в воздухе.
