Выкрутасы - страница 18

И я смотрел, как ребенок впервые попавший в кино, на этих лунных балеринок, похожих на призраков умерших девственниц, на плавные взмахи их тоненьких кукольных ручек, на мерцание блесток на их воздушных юбках, на их неповторимый танец, сотканный из небесных нитей, на невинные улыбки их прелестных детских лиц, и думал о том, какое неведомое счастье обрушилось на меня столь негаданно, а виллиссы все танцевали и танцевали, кружась в серебряном вихре и перебирая малюсенькими ножками в миниатюрных пуантах и каждая из них смотрела на меня с такими неподдельными любовью и нежностью, что мне снова захотелось жить.

А потом балеринки выстроились в один ряд и, порхая слева направо и справа налево, принялись сладко напевать хором:

“Сладостной ночи, дружок дорогой!

Месяц на небе сияет дугой,

Звезды, как слезы, искрятся во мгле,

Жизнь для тебя одного на земле

Станет прекрасной и очень простой,

Сказочной ночи, дружок золотой!”

И чувство неземного, поистине младенческого умиротворения, вдруг спустилось на меня словно по велению высших сил и, улыбаясь счастливой улыбкой и светясь от радости, я почувствовал, как веки мои начинают слипаться от навалившегося на них сна, но все еще продолжая следить за магическим танцем своих виллисс, я напевал себе под нос, что-то неуловимо-неразборчивое до тех пор, пока Морфей окончательно не одолел своего незадачливого подопечного и я не уснул.

Но в самую последнюю секунду, перед тем как мое подсознание окончательно одержало верх над моим сознанием, я отчетливо ощутил, что именно с этого самого дня, с этого самого момента моя жизнь кардинально изменится и все повернется к лучшему.

И будет яркое лимонно-желтое солнце в окне и веселый игривый ветер в приоткрытой форточке, и прогулки по вечерней Москве с разглядыванием фасадов старинных зданий, и дурашливые друзья дразнящие меня “толстопузом” или “пончиком”, или кем-нибудь еще, и пикники на зеленой сочной траве у кого-нибудь на даче и даже совсем взрослые поцелуи с настоящей взаправдашней девушкой, которая меня несомненно полюбит так же сильно, как и я ее, и все будет так хорошо, как никогда раньше не было…

За секунду до засыпания, вслушиваясь в прекрасные голоса виллисс, я вдруг понял, что именно с этого дня начну выздоравливать и совершенно точно уже со следующего утра пойду на поправку и это понимание сделало меня вдруг таким счастливым, каким я не был даже в самые безоблачные годы своего беззаботного детства. И еще я решил, что во что бы то ни стало завтра вечером снова заведу эту чудную музыкальную шкатулку с поющими балеринками, чтобы в очередной раз насладиться их маленьким спектаклем, дарующим мне забвение…

…Все-таки хорошая вещь этот самый “Лахезис”…

Какая же ты все-таки сволочь! Если собрать всех самых гадких и отвратительных людей на свете, ты станешь достойнейшим украшением коллекции гадов, подонков и наглецов, которых только можно найти по всем закоулкам вселенной, если скрести по самым грязным ее сусекам. Никогда не встречала никого более отвратительного, чем ты! Ведь начиная кончиками ногтей, заканчивая кончиками твоей дегенеративной бороды, ты пропитан любовью к самому себе и пренебрежением ко всем остальным настолько сильно, что этим смрадом от тебя веет за километр, приблизительно так же, как после того, как ты выливаешь на себя литр своего любимейшего парфюмчика.

Я ненавижу тебя! Ненавижу, как только можно ненавидеть живое существо, да и неживое тоже! Если бы не моя набожность и нежелание гореть в самой сердцевине ада, то я наверное прокляла бы тебя самыми последними словами и пожелала бы тебе исходить кровавыми язвами, гнойными струпьями, разлагаться на ходу, чтобы от тебя отваливались куски твоей поганой плоти, чтобы на твоей голове не осталось ни единого волоса, а во рту не нашлось бы ни одного зуба, который бы не болел. Но так как во мне все еще остался страх перед гиеной огненной, в которой я рано или поздно окажусь, мне совершенно не хочется приближать свои собственные мучения, ради того, чтобы насладиться пожеланием тебе подобного.