Ярослав Нестеров: второе пришествие
Ветры весенние, ветки зелёные
С улицы рвутся в окно.
Песня полувековой давности
Иной мир встретил светлой тишиной.
Тишина не была абсолютной. Где-то – может, совсем близко, а может, очень далеко – чуть слышно пела птица или девушка. От этого лежалось спокойно и хорошо.
Я пошевелился, открыл глаза. И тут же, с лёгким вздохом, прозрачный колпак над моим ложем отделился, всплыл и слился с потолком.
Потолок был светло-зелёный, матовый, с закруглённым и отогнутым вниз краем. Дальше начиналось огромное окно – скорее, прозрачная, чуть наклонная стена. За окном ярко голубело небо с медленно плывущими белыми облаками. Ниже виднелись растрёпанные кроны деревьев; ветки покачивались. Сквозь ровный шум ветра пробивался тихий, переливчатый свист, звон. Я откуда-то знал, что это щебечут птицы.
Осознание действительности приходило медленно. Ничто не тяготило – ни боль, ни забота. Повёл руками в стороны – руки ощутили преграду. Ложе имело борта, не очень высокие. Я опёрся о края и приподнялся.
Послышались шаги. В помещение вошли двое мужчин в белых халатах. Передний – огромный, высокий, чернобородый – обратился ко мне:
– Лежите, лежите, дорогой!
Я послушно улёгся. Молодой голос, очевидно принадлежавший спутнику бородатого, удивлённо произнёс:
– Ну, чудеса! Обезьяны дохнут как мухи, а людям хоть бы что.
– Саша, не болтай, – оборвал его бородач. Он достал из кармана халата некое устройство с кнопками, цветными лампочками и цифровой шкалой. Вытянул на эластичном проводе датчик и прикоснулся им ко мне там и тут. (Я вдруг понял, что лежу совершенно голый)
– Сгодится, – уважительно проговорил спутник бородатого.
– Ещё бы не сгодилось, – буркнул тот.
Он убрал приборчик.
– А теперь, мой друг, можете вылезть. Можете?
Я молча кивнул и выбрался на пол.
– Профессор Новицкий, – представился бородатый. – Дмитрий Антонович. – А это мой помощник, Александр Иванович.
– Саша, – улыбнулся помощник.
– Саша, – согласился профессор. – Кандидат наук, восходящее светило. Только иногда несдержан на язык.
Кандидат скромно промолчал.
– А вас как называть, дорогой?
– Ярослав. Нестеров Ярослав Матвеевич.
– Помнит! – вполголоса обрадовался Саша.
– Тихо! – сказал ему Новицкий. – Да, Ярослав Матвеевич, это был небольшой тест. Вам не в обиду?
– Да нет, – засмеялся я. – Ради бога…
За окном все так же от ветра раскачивались вразнобой зелёные ветки. И это раскачивание таинственным образом скрывало в себе обещание какой-то огромной, почти нестерпимой радости.
– Лето, лето, – в восхищении пробормотал я.
– У вас хорошее настроение? – спросил Саша.
– Да, очень.
– Эйфория, – сказал профессор. – Как и должно быть.
Я знал, что такое эйфория, и не обеспокоился. Впрочем, сейчас вряд ли что-то могло меня обеспокоить.
– Ну хорошо, – подвёл итог профессор. – Одевайтесь, и пойдём отсюда. Вот ваша одежда, – он кивнул вбок. На небольшом кубообразном возвышении лежало… Я присмотрелся. Это была не моя одежда. Впрочем, разобраться, что куда надевать, было нетрудно.
