Забрёл и туда, где по-прежнему стояло знакомое семиэтажное здание. С удивлением и некоторым смущением обнаружил там… памятник себе. У Димы хватило чувства меры ограничиться бронзовым бюстом. Из надписи я узнал, что погиб «при исполнении служебного долга». Что ж, всё так… Воровато оглянулся – не обратил ли кто внимания на моё сходство с бронзовым генералом? И тут же улыбнулся, сообразив, что сходства не так уж много. Ни очков, ни усов, ни мундира с погонами, ни возраста. Сошёл бы разве что за прямого потомка.
Новая Москва, возникшая за последние сто лет к югу и к западу от Старой, поражала громадностью зданий, пластикой их форм, феерическим разноцветьем. В своё время я кое-что читал по архитектуре. Помню слова знаменитого Щусева: «В архитектуре вечен куб…». Вечен в смысле – уходит, но всегда возвращается. В нынешней Новой Москве почти невозможно было отыскать куб или хотя бы его «родственника» – параллелепипед. Над сплошным морем зелени поодиночке, рядами и группами возвышались тёмно-синие, голубые, светло-зелёные, бирюзовые купола, додекаэдры, параболоиды, неравноугольные призмы; алые, зелёные и сиреневые пролёты, галереи, сверкающие шпили, плавно изогнутые полосы транспортных эстакад и мостов с мелькающими электромобилями… Множество информационных табло – куда, как и на чём проехать. В любой момент можно было нажатием кнопки вывести их из автоматического режима и набрать на клавиатуре свой вопрос.
В электробусах и ролльвеях никогда не было тесно. Предложение тут превышало спрос. Но уж это, понятно, никого не раздражало.
Толпа не навевала тоску. Люди были открыты, доступны для любых вопросов и реплик. Мне это пришлось по душе – и сам с удовольствием пускался в разговоры, когда ко мне обращались.
Приехав домой, я ужинал и шёл в «экранную» – так называл комнату с огромным экраном, который служил и для приёма видеопередач, и для связи, и как монитор компьютера, и как поле для чертежей и расчётов. Мог и при необходимости делиться на части…
Ближе к ночи я часто поднимался на самый верх, под прозрачную крышу. В ясную погоду над головой раскидывался дивный, потрясающий шатёр звёздного неба. Эти пространства растворяли меня в себе, словно я был одной из звёзд, или даже целым созвездием. В зените стояли одни миры, в надире – совершенно другие…
Из каких-то непознаваемых глубин души всплыло забытое полудетское увлечение – расчёты траекторий космических кораблей. В той, прежней жизни я никогда не принимал это всерьёз. Ещё в ранней юности осознал, что космонавтом мне не быть… Сейчас же это вернулось. Освежил в памяти классические трассы Штернфельда и Гомана, способы прокладки маршрутов столетней давности – и познакомился с современной методикой. Общие закономерности космонавигации показались мне более интересными, чем сложными. Я по уши зарывался в расчёты, придумывал различные варианты, сравнивал режимы разгона-торможения, ломал голову над уравновешиванием масс, оптимизацией траекторий по влиянию гравитационных полей, солнечному ветру, возмущениям от близких и далёких небесных тел, расходу различных видов горючего…
Сосед улетел на два месяца. Вернувшись, зашёл в гости и застал меня перед экраном, заполненным математическими символами и чертежами. Молча посидел рядом, внимательно разбирая выкладки.
– Не возражаешь, я покажу этот расчёт моему штурману?
– Ради Бога, – ответил я.
