– Куда же ты, сво…
Грохнул лобовой таран. Рулевое колесо с хрустом вмялось в грудь. Наташу бросило головой вперёд. Брызнула кровь…
Сзади в «Опель» ударилась переполненная маршрутная «Газель». За ней не успел тормознуть тяжёлый «КамАЗ».
…Девочка, обнаруженная на полу между сиденьями смятого в гармошку «Опеля», была без сознания, но жива. Переломов не было – только ушибы. В больнице, придя в себя после трёх суток беспамятства, тихо, жалобно позвала:
– Мама…
– Маму увезли в другую больницу, – ответила сидевшая на кровати женщина в белом халате. – Её там доктор лечит.
– А папу?
– Тоже доктор лечит… – Женщина отвернулась, скрывая слёзы. Маму и папу с места происшествия увезли в морг.
* * *
Все уже знали, с подачи Федина, что самые неудобные, заковыристые, щекотливые проблемы можно «спихивать» в семьсот тридцатую комнату, к Неверову. Однажды зашёл генерал-лейтенант Денисов. После его визита мастер вызвал помощника.
– Дима, вот наше первое уголовное дело. Молодой человек, студент МГИМО, хорошо выпил, сел в «Мерседес- 600», с девушкой, и погнал по городу. Выскочил на встречку. Ну, и… четыре автомобиля, не считая «Мерса», и семнадцать человек. Из них одиннадцать – насмерть.
– Асам?
– А самому ничего. И девушке тоже. У него предохранительные подушки.
– Вроде бы всё предельно ясно. Зачем тут мы?
– Деликатная ситуация. Суд арестовал негодяя на два месяца, а он рвётся домой. Бунтует. У него родитель – автостраховщик. Без пяти минут олигарх.
– А, понял, Денисов не хочет связываться.
– Скорее всего.
– Но от нас-то что требуется?
– Разрядить ситуацию. Убедить не столько молодого человека, сколько родителей, что сидеть под арестом надо.
– Станут они меня слушать… Я всего лишь капитан.
– Вы капитан из Министерства. Посмотрите на них, Дима, поговорите. Отца с матерью привезите ко мне.
– Может, сначала в МГИМО заехать, поспрашивать о нём? Неофициально.
– Да. Не помешает.
В МГИМО Дима пошёл к декану факультета Зальцману. Декан был на месте – представительный, черноволосый, с большой залысиной.
– Исаак Рувимович, – начал Дима. – Вы хорошо знаете студента Колесова?
– Неплохо, Вадим Михайлович, – усмехнулся декан. – Личность, в некотором смысле, известная. Даже неординарная… для нашего учебного заведения.
– Чем же он так отличается?
– Классическая дубина. Хотя с большим, большим самомнением. Сын Колесова!
– А поведение?
– Соответственное.
– Вы в курсе… о происшествии?
– Разумеется. Какой ужас!
– Учился он плохо?
Зальцман поджал губы.
– Он переходил с курса на курс. Мы все ставим ему тройки.
– А после окончания… если бы это не случилось… он бы стал российским дипломатом?
– Упаси Бог Россию от таких дипломатов.
– А ведь стал бы?
– Думаю, нет, – улыбнулся Зальцман. Он глянул на Диму, помолчал. – Колесов не единственный. Каждый год к нам поступает какой-то процент людей, ненужных и даже вредных для нашей работы. Проявив известную долю прилежания, или даже не проявив, они доходят до выпуска. Но когда я подписываю документы… это, так сказать, не для печати, Вадим Михайлович… я ставлю в конце своей подписи этакий небольшой минус. Совершенно невинный элемент автографа.
– И кто-то об этом знает?
– Да. Кто-то знает. Где надо, мой минус имеет вес.
– Это мне нравится! – засмеялся Дима. – Я серьезно, Исаак Рувимович.
– Спасибо. И, надеюсь, вы не подумали, что минус – это только моё сугубо личное мнение?
* * *
Теперь посмотреть на самого «героя», думал Дима, поднимаясь на второй этаж СИЗО. Да уж, заметно, что здесь не академия международных отношений. И стены не те, и окна не те, и запахи не те…
