Гауптвахту Грибоедов покинул 2 июня, в среду. Перед освобождением был принят бароном Иваном Ивановичем Дибичем. Познакомился лично.
Из Зимнего дворца вольный человек отправился пешком к своему другу Андрею Андреевичу Жандру, соавтору пьес, а по службе правителю Военно-счетной экспедиции. Экспедиция и квартира Жандра на Мойке, дом 82. От Зимнего совсем близко.
Встречая, Варвара Семеновна, жена Жандра, расплакалась:
– У автора «Горя от ума» ни за что ни про что вычеркнули из жизни четыре месяца.
– Быть узником гауптвахты – жизнь.
– Вне творчества!
– Варвара Семеновна, меня Господь хранит. А вот драгоценного моего друга, сочинителя из самых талантливых, лишают насильственно творчества на годы. Может, и саму жизнь заберут.
– Вы о ком?
– О князе Одоевском, о милом Александре Ивановиче. И о других. О многих. О Завалишине, о Кюхельбекере, Рылееве, о братьях Муравьевых, о братьях Бестужевых.
Примчался Андрей Андреевич Жандр. Обнял, расцеловал. Плакал по-детски радостно. Грибоедов как мог утешал друзей:
– Все хорошо. Я на свободе. Все хорошо.
– Вы правы, Александр Сергеевич, – соглашалась Варвара Семеновна. – Действительно, все ведь хорошо для их величеств, для их высочеств. Царь Алексей Михайлович всех бы помиловал и отпустил по домам.
Грибоедов покачал головой:
– Для Алексея Михайловича покушение на власть помазанника равносильно непослушанию воле Бога. А сие – непременная казнь.
За обедом выпили водки. Андрей Андреевич дал своих лошадей, и Грибоедов поспешил навестить Булгарина. Благодарил за помощь во дни заключения. Помогать возможному врагу государя – дело опасное. В конце визита попросил взаймы три тысячи рублей и получил.
Утром в четверг обнять Грибоедова приехал князь Петр Андреевич Вяземский. Он был на похоронах Карамзина и теперь собирался проводить до Дерпта вдову Елизавету Андреевну, сестру по отцу. Уезжала Елизавета Андреевна с обоими сыновьями, Александром и Андреем.
Все в струнку: тело, нервы, мысли. В три часа дня коллежский асессор, пожалованный очередным чином надворного советника, был в Елагином дворце. Императору представили освобожденных из-под ареста дворян. Поручика Конного полка князя Голицына Михаила Федоровича, корнета Конного полка Плещеева 2-го, Александра Александровича, подполковника в отставке Муравьева Михаила Николаевича, поручика Конной артиллерии Врангеля Фаддея Егоровича, надворного советника Министерства финансов Семенова Алексея Васильевича. Шестым был Грибоедов.
Император лаской и милостями обаял измученных страхами в казематах крепости и на гауптвахте верных ему офицеров и чиновников. Прием получился легкий, неутомительный. Император показал себя человеком мудрым, милостивым.
После приема Грибоедов с однокашником по университету Муравьевым поехали на Крестовский остров к матери капитана Михаила Жуковского, их бывшего стража, на обед. Матушка капитана выглядела молодо и была счастлива угощать замечательных людей, для которых ее сын стал другом, но не тюремщиком.
На обед друзья приехали в коляске Муравьева, и тот завез Александра Сергеевича на квартиру Булгарина. А хозяин в отъезде.
Грибоедова валили с ног усталость и сон. На дворе вечер. Александр Сергеевич велел слугам стелить постель, но извозчика тоже потребовал. Написал записку Жандрам:
«Милый друг Варвара Семеновна. Я знаю, коли вам не написать, так вы будете ужасно беспокоиться. Дело вот в чем: я не могу сна одолеть, так и клонит, сил нет домой воротиться. Велел себе постель стлать, а между тем хозяйничаю, чай пью, все это у Булгарина, которого самого дома нет. Скажу вам о государе мое простодушное мнение: он, во-первых, был необыкновенно с нами умен и милостив, ловок до чрезвычайности, а говорит так мастерски, как я кроме А.П. Ермолова еще никого не слыхивал. Нас представили в 3-м часу на Елагином острову, оттудова Муравьев, который меня и туда привез в своей карете (университетский мой товарищ, не видевшийся со мной уже 16 лет), завез к Жуковской матери на Крестовский, где я и обедал. Прощайте, пишу и сплю.
