Какие всё-таки судьба порой делает в нашей жизни невероятные кульбиты. Отчего-то вспомнился тот журналист, Василий, кажется, нет, Виссарионом звать. Мне поначалу он понравился: симпатяга, нашел как-то ко мне, совершенно незнакомому для него человеку, подход: разговорил, даже шутили с ним по-дружески, я удивилась какой-то его детской привязанности к бабе Варе – редакционной машинистке. Видно, давно живёт без матери. Одно время мне даже показалось, что позови он меня в тот момент с собой, и я бы сорвалась с Райской. Я ж была совсем девчонка, по людям соскучилась, и в школе за мной ведь мальчишки бегали. Да, а он не догадался, не позвал. Но всё-таки впервые рядом находился настоящий журналист. Мы потом даже сколько-то времени переписывались. Но вот как только на моём горизонте замелькал ты, Андрюшечка, я вон Васю-Виссариона из головы. Что-то мне подсказало, что ты моя половинка и судьба. Так и вышло. Дорогой мой, у тебя настоящая мужская профессия и я счастлива, что приобщилась к ней и стала твоей верной помощницей и подругой. Ты не раз доказывал отважность, преданность делу, любовь ко мне. Милый, Андрэ, Андрюша, помнишь, как стояли мы на берегу моей реки Катеньки? Ты взобрался на валун, а я опустилась на землю на одно колено. Знай, я, глупая женщинка, просила у Матери Мира и у Кайгусь-нам, чтобы они подарили нам ребёночка. «О, Великая Мать Мира, о Кайгусь-нам, – шептала я, – внемлите словам моим, пробудите во мне зерно материнства, пробудите в Андрюше зерно отцовства. Святая Земля моих родичей, влей в меня соки свои, я так хочу стать матерью. Развейте, Великие, сгущающиеся над нами сумерки уныния. Помоги мне, родина дорогая. Я припала к ногам твоим, к груди твоей. Помоги, Хозяйка Мира, помоги Хозяйка земли моей, Кайгусь-нам, пусть аркан моей любви будет крепок. Молю Вас, подарите нам ребёночка».
Дорогой Андрюша, я чувствую, у нас будет маленький. Кроха. Только приезжай скорее. Вот вернёшься, станем с тобой думать, как нам насовсем выбраться на материк, на Большую Землю. Приезжай, я так жду тебя. У нас всё будет хорошо. Ещё там, на моей родине, я поверила, что у нас непременно появится сын. И он, разбойничек, даёт о себе знать. А из транзистора льётся моя любимая песня. Помнишь? Я чуток напою:
– Мне белая вьюга уронит в ладони
Перо с крыла.
И ветры заплачут над снежным раздольем…
Но вдруг уронила мне вьюга в ладони
Перо с крыла.
Мне не спится. Вот подбросила в топку угля. Добрый нынче завезли, антрацит. Горит жарко, ровно, как моя любовь к тебе. Знаешь, в эту минуту я чувствую, что ты где-то близко, рядом, наверное, за перевалом. Не можете его взять? Крутой. Ничего, я подожду. Я терпеливая. Нет, сейчас я уже нетерпеливая. Я сама пойду тебе навстречу. Только пусть немного рассветёт. Не беспокойся, я оденусь тепло, возьму ружьё, кликну дурёху Вьюгу, с ней, милой собачонкой, веселей. До перевала всего ничего – километра полтора по распадку, потом подъём такой пологий, а там чуть к небу – и перевал. А тут и ты будешь на вездеходе. Я иду к тебе, мой добрый рыцарь.
* * *
Вездеход, куда перебрался Виссарион, развернулся, и, набирая скорость, помчал к базе геологов. А в это время на вершине перевала возникла тёмная точка-фигурка. Навстречу ей спешила машина с Андреем. Летят в стороны комья снега, тревожат тишину фиолетовые залпы выхлопных газов. Над вершинами гор вставало солнце. Ослепительное солнце.
