Как вы думаете, где рабочее место журналиста? Там, где горячие новости? Ошибаетесь. По мнению нашего шефа, рабочее место журналиста- здание редакции, а точнее кабинет. Как, не выходя из редакционного здания, узнавать новости и писать репортажи, не знает даже шеф. Однажды я задала ему этот вопрос. Разумеется на планерке. И стала номером первым в черном списке.
Шеф с удовольствием огласил трудовому коллективу приказ. То, что я в указанное там время «выбивала» из мэра города видеомагнитофон – приз для песенного конкурса, очередной гениальной идеи шефа, в расчет не бралось. Впрочем, в подобное идиотское положение периодически попадали все без исключения работники редакции. На днях «Замша» шефа, гениальная журналистка, рыдала в секретариате. Тот ее отчитал по полной программе за чрезмерное трудолюбие. Слишком много пишет интересных материалов. Заместителю это не к лицу. В других редакциях таких работников на руках носят. У нас же они помеха, претендент на начальственное кресло. Шефу до пенсии осталось всего ничего. Боится, что уйдет на заслуженный отдых, не с кресла главного редактора. Вот он и старается во всю всех сделать одинаково серенькими, незаметными для высокого начальственного ока из областного акимата. Но мы не тужим. Во-первых, профессия наша вторая древняя, газета – четвертая власть, а шефы приходят и уходят. Наш к тому же еще и ущербный. Он болен, чем – никто не знает, диагноз скрывает. Суть заболевания почти как у «Марии Лопас» – героини популярной некогда мыльной оперы. Тут помню, тут не помню.
Дает шеф задание. Говорит, срочно в номер. И забыл, пока журналист факты собирал и материал писал. Приносит готовый к шефу, а тот в крик – «Чего самодеятельностью занимаешься». Доказать, что выполнял его же личное распоряжении, невозможно. Шеф не любит напоминаний о своем недуге.
Вот так и со мной в очередной раз получилось.
– Тэя Серафимова, – голос шефа дрожит от значительности момента и удовольствия, – вы слышите вам выговор?!
Размышляя об особенностях его характера, я и забыла, что по неписанному редакционному этикету следовало потупить глазки, вздохнуть и покаяться. Я же выводила на листке каракули, забыв о покаянии.
– Серафимова, я могу и по настоящему рассердиться! – прозвучало на тон выше.
Интересно, что же он тогда выкинет? Проездные билеты у журналистов отобрал. Один на десять человек оставил. И тот всегда забирает завхоз вместе со служебной машиной. Поговаривают, для сынишки, тому далеко в школу добираться. Должности начальников отделов сократил, чтобы все равны были. Он один начальник. Выговора строго по очередности выдает, независимо от заслуг. Но что самое интересно, с шефом никто связываться не хочет. Коллектив молча переносит все оскорбления и издевательства. И я в том числе, поэтому все же откликнулась на начальственный зов как положено:
– Да, конечно.
– Что, конечно, – рявкает, поощренный моей покладистостью шеф. Он у нас по гороскопу лев и рык у него царственный.
– Конечно, исправлюсь.
– В 10 часов генерал дает пресс-конференцию. Материал в номер, ясно?
Как прекрасно на улице. Поздняя осень, теплый солнечный день. Милый с утра обещал пообедать со мной. Хорошо! Но что же с зеркалами? Видела же, как «Бен Ладан» откручивал их с вездехода Джохи! Или я, как шеф, здесь вижу, там нет. Может быть Джоха прав, откуда у нас взяться террористу номер один? Корректный и обязательный милый даже вырезку из столичной газеты с раненького утречка не поленился мне принести. Там большими буквами, как он выразился – для особо умных, напечатано «Бен Ладан прячется в Сахаре».
