Я есмь дверь… - страница 33



Он как-то неуклюже поцеловал маму, назвал ее нежно Карькой, смысл этого слова Ваня никогда не понимал. Потом снял с себя рабочую робу и, усевшись на «тубарь», взялся за стакан. Он из какого-то тайника ловко достал свой очень острый сапожный нож по имени бокорез и быстренько перекроил стельки на валенки. Примерка показала, что дырки совсем не чувствуются. Все были довольны, и мама тоже. Она вывалила на сковородку банку тушенки, добавила водички и все это кипящим вылила в горячую картошку, а потом разложила по глубоким тарелкам. Они сели всей семьей за стол, посреди которого стояла нарезанной его вчерашняя булка белого хлеба.

Папа сдернул с бутылки «бескозырку» и, налив себе граненую рюмку, тут же выпил. Ваня уже совсем был готов рассказать о своей вчерашней потере, но отец его перебил другими новостями. Оказалось, что у него было две «Московских». С одной он зашел поздороваться в барак к старому приятелю. А там – детектив: обокрали тетю Фросю, нашу бывшую соседку, и украли, конечно же, столовое серебро.

Отец сказал Ване:

– Сходил бы ты, проверил наше, целое ли оно.

Но Ваня точно знал, что оно целое и не пошел смотреть. А к Фросе пришел милиционер с собакой, только собака на выходе из барака след потеряла и кидалась на всех, кто был рядом. Оставалась загадка – куда мог сунуться преступник в такой буран? Или в сугроб, или на небеса. После разборок стало понятно, что тот лихоимец вроде как свататься приходил, а сам хвать коробку и бежать. Видимо, хотел где-то на спирт поменять, чтобы сватовство было веселей. А так как он до утра не явился, то Фрося заявила на него, как на грабителя. Батяня выпил еще рюмку и совсем размяк. Мама всегда ему пьяному стелила на пол. Вот и на этот раз так же получилось. Быстренько его уложили, мама размотала ему портянки. Ноги были белые, прелые и вонючие.

* * *

Час прошел, и пришла команда запускать двигатели соответственно в порядке очередности. Человек во френче сообщил драконам о боевой готовности вылета. Теперь те знали до минуты, когда «Железный кулак» начнет движение по траектории, ими очерченной.

Все прошло по протоколу. Огромный самолет чуть дрожал и вибрировал, готовясь прыгнуть в стратосферу матери-Земли. Так и случилось. 3М плавно, как это умеют делать только большие самолеты, оторвался от бетонного покрытия и, дымя всеми четырьмя двигателями, стал набирать высоту. Его никто не сопровождал, видимо опять же из соблюдения тайны миссии. После того как набрали максимальный потолок в 14 тысяч метров, до заданной точки оставалось лететь около двух часов. Экипажу уже стало понятно, что полет проходит не на Новую Землю и не на Семипалатинский полигон, а что летят они в сторону Европы, где сейчас война, а это ни для кого тайной не было.

Иван огласил экипажу самим же им придуманное полетное задание. Надо было приготовить все парашютное оборудование с учетом кислородного обеспечения для эвакуации с высоты четырех тысяч метров. Это тоже никого не удивило, все быстро и умело все исполнили и даже опробовали эвакуационный люк.

Сейчас полет проходил точно по утвержденному плану, и вносить какие-то коррективы было еще рано. Через час Иван стал менять эшелон полета, приводя его к четырем тысячам метров. Это не входило в план задания, но увидеть этот маневр с земли никто не мог. Иван подал команду экипажу покинуть самолет, по его расчету они должны были коснуться земли где-то между Минском и Брестом, в районе Столбцов. Отсюда он летал бомбить Берлин в мае 1944-го года. Экипаж так и молчал, и только майор, самый старший по званию и возрасту, взял командира за руку и негромко сказал: