Я есмь дверь… - страница 39

После сибирской рыбы и хорошей порции водки Иван ушел в свою комнату и, улегшись на панцирную кровать с солдатским матрасом, быстро уснул. И ему все время снился стук колес по рельсам, огонь лесного пожара, который был почему-то зеленого цвета, и весенние одуванчики, которые Ярославна жарила в сковородке вместе с рыбой.

* * *

А тут – зима как зима, метельная и морозная, но уже к апрелю ближе, когда снег утрамбуется до плотного наста, мальчишки будут развлекаться своей любимой игрой, которая называлась «в палки». С одной стороны дрын затачивался топором, а с другой скруглялся под хват рукой. Все это сотворялось из любого попавшего под руку деревянного материала; чаще всего это были торчащие из снега доски забора. Смысл был такой: первый втыкал как можно глубже в снежный наст свой снаряд, а второй старался подбить его палку так, чтобы она вылетела и приняла горизонтальное положение. Вот тогда она считалась проигранной. Похоже, такая игра была эндемиком, так-то больше в эту игру никто и нигде не играл.

Папа работал и пил, мама ночами дежурила, а днем старалась как-то украсить нищенский быт. Отец где-то разжился здоровенной стеклянной банкой, в нее входило два ведра воды. Этот сосуд был где-то изъят с промысла, он был из толстого стекла и с узким горлом. Отец долго над ним колдовал, ниже горла клеил какую-то специальную нитку, потом ее поджигал, и как-то вечером случилось так, что нить загорелась, и стекло лопнуло прямо по этой самой нити. Так дома появился новый аквариум, который уже не подтекал. Чему вся подводная живность страшно обрадовалась, а больше всех обрадовался Ваня. Вся барачная детвора прибегала увидеть это чудо-изделие.

Папа по этому поводу, конечно, выпил, но остался в рабочем русле. Бабушка с дедушкой Иваном к ним зимой ходили очень редко, они все время сидели в комнате своего барака, жарили картошку и курили папиросы «Север». Они всегда их курили. И бабушка, и деда Ваня ходили по очереди сторожить гараж, который был рядом с их бараком, на то и жили. Дедушка ему был не родной, родного его дедушку звали Виктором, и он пропал без вести зимой 1941 года под Смоленском. Бабушка Шура ждала его 20 лет, и вот, как сказала мама, «засветилась», но Иван Иваныч Ване нравился. Он был очень необычный и добрый, как сказочный герой, знал много смешных историй и умел их рассказывать.

В апреле сосульки выросли от самой крыши до завалинки. И когда пацаны их ломали, они с сильным грохотом падали, пытаясь за собой утащить утлую крышу, покрытую черным толем, из-за которого крыша первой и оттаивала. По склонам оврагов ребята катались на чем попало. Санки своими узкими полозьями проваливались и потому не работали, особо были в чести ржавые крылья от «Студебеккеров» и «МАЗов», тех, что с деревянными кабинами. В эти крылья они набивались по пять-шесть человек и неслись по твердому насту. Так проходила зима, которая вместе с холодной и длительной осенью занимала две трети года. Так из года в год родители выжимались и дряхлели, а пацаны на участке росли; а сейчас все просыпалось для новой жизни, ведь дата наступления коммунизма уже обозначена была, а что есть счастье, если не коммунизм?

* * *

Самолет в плотной облачности потряхивало, и он упорно терял высоту, чуть клюнув головой. Иван рассчитывал проскочить этот горизонт и визуально осмотреться. По времени, карте и компасу все сходилось: земля уже должна была встретить рассвет, а, следовательно, появится и видимость. И только после четырех тысяч он понял, что все еще в толще снежных облаков. Снег в ноябре здесь явление обычное. Он уже садился тут в такую погоду, но, правда, с поддержкой земли и на других машинах. Неожиданно толща облаков закончилась, и появилась картинка. Хорошо, что снег шел по-осеннему мелко и не закрывал полусферу панорамы. Впереди были Восточные Саяны, а за ними сразу Черемховская равнина, а это и есть Усолье-Сибирское, то есть авиабаза «Белая». Потеряться было невозможно, ведь на горизонте виднелся главный ориентир – великий Байкал и вытекающая из него Ангара. А вот и Иркутск, основанный когда-то как казачье зимовье.