Я есмь дверь… - страница 5



Это только у Андерсена в его сказке «Серебряная монетка» она от собственного лица рассказывает о своих переживаниях и проблемах, когда ее в чужой стране признали фальшивой. А у окаянного серебра была своя история. Им заплатили за предательство, и сейчас это окаянное серебро доказывает живущим, что они, когда вместе с ним, и есть полная фальшивка. И избавить их от этого всего может только самоубийство, да и то – только серебряной пулей, а тут все серебро было попрятано по подвалам и норам. Серебряная вакханалия на этой территории набирала обороты. Погружаясь во тьму, люди пытались запастись этим металлом во спасение, а про проклятое серебро старались не вспоминать, хотя боялись его огромной античеловеческой силы. Но в атеистическом обществе, отвернувшись от веры, люди тем самым отвернулись и от спасения.

За серебром охотились все: от социально потерявшихся до царедворцев, просто последних реже изобличали. Но как те, так и другие становились людоедами. На улицах появились призывы «Объявим беспощадную борьбу с укрывателями разменной монеты». Эти самые укрыватели объявлялись классовыми врагами, и такие враги были повсюду. Наиболее предприимчивые переплавляли рубли и полтинники в серебряные слитки.

По состоянию на сентябрь 1930-го года было произведено около полумиллиона обысков и десять тысяч арестов. Отобрано серебряной разменной монеты на 3,3 миллиона рублей. В связи с этим усиливались слухи об отсутствии у государства серебра. Бурлил спекулянтский ажиотаж. Серебро становилось новой точкой отсчета террора против населения собственной страны. Серебро превратилось в убивающий и разрушающий металл. Каждый мог получить срок за свинью-копилку. Неисчислимое количество таких свиней было разбито молотком или обухом топора. Серебро стало токсичным. В одной из таких копилок и хранился один из тех серебряных шекелей, которыми было оплачено самое главное предательство в человеческой истории. Добро творят не ангелы, и зло творят не демоны. И то, и другое – дела рук человеческих.

А у Баскакова с Флорией прямо второе дыхание открылось: помимо страстного секса у них еще образовалось общее мышление. Они себя почувствовали значимыми персонами на сцене столичного театра. Ведь Флория тоже вкусила это ощущение металла с кровью и теперь во всю силу трудилась в столичном литературно-поэтическом сообществе и на его подмостках. Там она была на хорошем счету с творческим псевдонимом «Маркитантка». Волос у нее на голове оставалось все меньше, зато закучерявились бакенбарды, распев в разговоре – все шире, и более отчетливым стал бас-баритон. Этот ее песенный талант вроде как пришел из легенды, суть которой в том, что она где-то в приватных обстоятельствах была удостоена похвалы Ф. И. Шаляпина. С той поры она и разучилась объясняться простым гражданским языком.

Флория уже дважды написала на одного, возомнившего себя поэтическим божеством, но, к своему разочарованию, пока не видела, чтобы к нему применялись какие-то меры. Она хотела каких-то решений, потому что к этой личности относилась очень даже подозрительно, и в том, что он найдет свою кончину в тифозном бараке на краю земли, конечно, есть и заслуга Маркитантки. Ваал был доволен: эти двое уже были готовы к большому делу. И хотя им предавать было некого, доносительство их возбуждало, ибо придавало значимость собственным персонам. У Баскакова от Флории уже не было тайны, что хранилось в ящике за тяжелым шкафом. Она с его распоряжения таскала серебро по магазинам Торгсина и теперь одевалась только по парижской моде. Это только дураки-пролетарии собирали и переплавляли его, чтобы продать за рубли. Более умные получали за серебро европейский сервис.