– Машка, собирайся. Есть у меня на примете такая гадалка, мне про неё одна женщина рассказывала. – Потом вдруг остановилась. – А может не надо, а то ляпнет чего-нибудь, а ты потом думай.
Но Маша была непреклонна:
– Веди.
Гадалка жила в центре, в добротной «сталинке». После длинного звонка трехметровая бронированная дверь загрохотала и сдвинулась на пядь, удерживаемая толстенной якорной цепью. Из щели раздалось:
– Вам кого?
Подруги поздоровались и стали объяснять, в чем дело. Щель ответила:
– Сны не разгадываю. Вот если по фотографии или на картах, тогда…
– Нет, нет, – поторопилась ответить Маша. Бункер захлопнулся перед самым их носом, после чего на лестничной клетке с минуту бился металлический гром.
Когда они вышли на улицу, Маша остановилась и спросила:
– Ты куда меня привела?
Галина съежилась под взглядом подруги:
– Машенька, честное пионерское, я не виновата. Этот адрес мне одна женщина подсказала, божилась, что это самая лучшая гадалка в городе. К ней даже с других городов приезжают. Да ты не расстраивайся, у меня тут ещё шесть адресов есть.
Галина полезла в карман пальто, но в это время их окликнуло с балкона какое-то существо в драной кофте и что-то бросило вниз. Маша поймала комочек бумаги, развернула его и прочитала вслух:
– Улица Сазонова, дом 12, квартира 8, Агния Спиридоновна.
– Во! – Галина хлопнула руками по бедрам. – Оказывается, у гадалок тоже разделение труда. Одна – по картам, вторая – по фотке, третья – по соплям. Ну, пошли, что ли.
На этот раз дверь оказалась тонкой, как бумага, обшарпанной и скрипучей, как люк заброшенной на берегу баржи. На пороге темной прихожей появился божий одуванчик, который не стал ничего спрашивать, а сразу ласково пригласил гостей:
– Заходите, дочки, заходите, милые, раздевайтесь, будьте как дома. Обувку сложите вот сюда, в уголок. Тапочки оденьте, а то полы у меня совсем студеные.
Из мрачного коридорчика женщины вслед за хозяйкой прошли в крохотную, светлую комнатку с голубями и цветами на стенах, с розовыми ситцевыми занавесками на единственном узком окне, с таким же подзором на железной кровати с высокими узорчатыми спинками. Кроме массивной кровати в комнатке стояли резная этажерка с почерневшими старинными книгами, старая горка с не менеё древней посудой, окованный сундук, накрытый толстым пледом, и овальный стол на резных ножках с четырьмя венскими стульями.
В комнатке пахло чистотой и веяло таким уютом, что Маша невольно вспомнила свой родной дом. В углу, на божнице, покоились три иконы с лампадкой, придернутые чистыми занавесками. Все здесь веяло стариной, набожностью и спокойствием. Да и сама старушка словно сошла с какой-то картины девятнадцатого века: одета она была в длинную темно-зеленую атласную юбку с оборками, в приталенную коричневую кофту с длинными и очень узкими рукавами и покрыта белой косынкой. Выбивающиеся из-под косынки совершенно белые волосы обрамляли её благостное сморщенное личико с удивительно молодыми и живыми серыми глазками, крохотным носиком и морщинистыми губами.
Старушка пригласила их сесть. Они – гостьи и хозяйка – долго смотрели друг на друга, а потом старушка неожиданно сказала:
– Вот и познакомились. – Подруги недоуменно переглянулись, а старушка продолжала: – Сейчас все впередь руки друг другу суют, имена называют и думают, что познакомились. Пустое это, видимость одна. Пока в глаза не заглянешь – души человеческой не увидишь. Как меня кличут, вы и так знаете, раз ко мне пришли. А вас, дочки, должно быть, Галиной да Марьей зовут. Так ли?
