– Зойка, возьмешь меня еще?
– Поехали! С тобой легко.
***
– Маришка, у меня день рождения в субботу, – сослуживица Аллочка точила свои безупречные ноготки, – придешь? Вовку с собой возьми.
«Как собачку, – обиделась Марина. Пусть он и не эталон главы семейства, но будто само собой не разумеется, что женщине идти к кому-то по приглашению, так со своим мужчиной». Приду. А кто будет?
– Обещала соседка зайти, ты с Вовчиком, Гузелькин папа будет. Да! Еще Олег со Светкой обещали заскочить, не знаю, как получится. Если смогут Майка к бабуле пристроить.
«Калугин!» – сердце Марины отчего-то немного зашлось.
– Да, придем. Посидим, давно никуда не выходила. Пить нельзя, а от Вовкиных друзей трезвой не уйдешь.
Марина недавно прилетела из Москвы, с крещения. То, что она беременна, знали все, Марина это особо не афишировала, но и не скрывала.
***
– Вов, нас Алка пригласила на день рождения.
– Я не пойду.
– Почему?
– Я ее не люблю.
– Я же тебя не жениться на ней зову. Посидим, пообщаемся.
– А кто там будет? Я из ее собутыльников никого не знаю.
– Ой, кто бы говорил про собутыльников! Познакомишься, расширишь круг своих. Пошли давай, не ломайся.
– Я подумаю.
– Думай, уговаривать не буду, – Марина смотрела на свое отражение в зеркале.
Ровная кожа словно светилась изнутри. Плавные очертания круглого лица мягко переходили в изгиб женственной шеи. Из тонкой тростинки Марина превратилась в гитару. То, что теперь жило с ней, преобразило ее и превратило из девчонки в знающую себе цену женщину. Беременность, и вправду, была ей к лицу. Марина не ходила, она несла себя, плывя по земле.
В гости она надела трикотажный голубой костюм из ангорки – длинная юбка, короткий жакет, под него – тонкую белую батистовую блузку. Черные туфли на высокой шпильке. Аромат «Диор». Золотистые волосы уложены в каре. Глубокие серо-изумрудные глаза с длинными темно-русыми ресницами и ее тот самый взгляд, что так завораживал сестру. Оля говорила маленькой Марине: «Твои глаза – омут». Марина не понимала, как это? Сейчас она смотрела на себя в зеркало. «Я – красива. И что-то меня ждет. Для кого-то же я стала такой?». Она физически ощущала приближение каких-то перемен.
Народ собрался к шести. По квартире бродила Айка, чудной красоты борзая. Длиннолапая, горбатая собака с узкой мордой и красивой шерстью цвета легкий беж.
– Алка, зачем тебе борзая? Она же для бескрайних просторов английских полей с короткой изумрудной травкой и несчастным удирающим зайцем, – изощрялся Вовчик.
– Ну почему обязательно английских?
– Ну, пусть и русских, только полей. Где она у тебя гуляет? Ей же надо борзо бегать! У тебя во дворе с одной стороны – помойка, с другой – детский сад. Даже механического зайца не запустишь.
– Вова, ты сам-то со своей Патрицией где гуляешь? Тоже не малышка. И сенбернарка твоя для высоких альпийских гор с ароматом глинтвейна и горнолыжников, засыпанных горной лавиной.
– Сдаюсь! Умыла!
Марина попивала шампанское, слушая словесную перепалку местной интеллигенции. Она ждала Олега. Ну и что, что придет с женой? Она никогда с ним не общалась в неформальной обстановке, только в магазине. «Интересно, какой он?» – думала Калугина, разглядывая соседку за столом, которая пила водку и закусывала ее мясным салатом.
– Маринка, пошли покурим?
– Я не курю. Я жду ребенка.
– А я курю. И никого не жду. Ни ребенка, ни козленка. Курить люблю, а козел уже есть. Но он на смене, не придет.
