Рыцарь склонил голову в знак благодарности, а отец необыкновенно расщедрился и продолжал:
- Но еще вы поразили нас своим благородством и великодушием, добрый сэр! И поэтому заслуживаете особой награды. Я разрешаю вам просить о чем душа пожелает, и все, что в моих королевских силах, будет выполнено!
- Поистине, королевская награда, - прошептала леди Слим. – Кому же он поднесет венец?
Мои сестры сидели розовые от волнения, но мачеха смотрела на рыцаря подозрительно. Наверное, материнское сердце подсказывало ей, что все закончится не так, как надеются ее дочери. Я тайком вытерла вспотевшие ладони о подол платья. Я не могла даже дышать, ожидая, что произойдет сейчас.
А потом всё случилось.
- Этот золотой венец, - сказал рыцарь, переводя взгляд с одной моей сестры на другую, - я хочу преподнести самой прекрасной девушке на свете. Леди Кирии Санлис.
Ольрун ахнула, Стелла приоткрыла рот от удивления. Мачеха ничем не выказала недовольства, но сидела неподвижно, как статуя в саду. Отец смущенно кашлянул в кулак, зачем-то посмотрев сначала на Ольрун, потом на Стеллу, и вполголоса сказал:
- А где Кирия?
Я очнулась, только когда леди Лин схватила меня за плечи и встряхнула, что-то вереща прямо в ухо. Я не понимала ни слова из того, что она говорила, как будто мою способность думать отсекли колдовским мечом. Медленно, как во сне, я поднялась со скамьи, и рыцарь, заметив, куда были устремлены взгляды всех зрителей, повернул голову в мою сторону.
Брови его чуть дрогнули, но потом лицо окаменело, и улыбка пропала, словно стертая чьей-то властной рукой. Прошло несколько секунд, прежде чем он направил коня к нам, и я услышала отца:
- Вот и Кирия, - сказал он с преувеличенным удивлением. – Зачем только она туда забралась, скажите на милость?
- Отсюда лучше видно, отец, - сказала я. – Прошу простить меня за самовольство.
Я говорила, а сама не могла оторвать взгляда от золотого венца, горевшего на солнце. И такое же солнце – обжигающее, радостное – зажглось в моем сердце.
Венец покачивался на древке копья, подплывая все ближе, и это казалось чудом. Краем глаза я заметила, как закусила платочек леди Рюген, и сразу почувствовала себя королевой. А что? Чем я хуже Ольрун и Стеллы? Почему бы не признать первой красавицей меня? Тем более, что первый рыцарь турнира решил, что я – его судьба и предлагал мне руку и сердце.
И ведь он даже разузнал, кто я, хотя вчера и имени не спросил. Значит, чудеса случаются на свете. Вот именно так – приехал неведомый принц из далекой страны, победил всех рыцарей на турнире и захотел в жены меня. Меня – незаконнорожденную, нелюбимую королевскую дочь, бесприданницу, девицу в потрепанных туфлях.
Все смотрели на меня, и это было… восхитительно. Я не удержалась и скосила глаза на королевскую ложу – один вид ошарашенных сестер и мачехи, бледной, как смерть, доставил мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я честно попыталась вспомнить о добродетели всепрощения, но солнце так ликующе играло на золотых пластинах венца - что я послала в тартарары все мысли о прощении.
Это был мой триумф, и надо наслаждаться им, а не переживать по поводу посрамленных красавиц-сестер.
Золотой венец покачивался совсем рядом, я сняла его с древка копья и надела на голову. Зрители взорвались приветственными криками, а я сделала в сторону рыцаря полупоклон, в полной мере ощущая тяжесть золота – теперь так же, как и Стелла, я не могла наклонить голову, и вынуждена была держаться очень прямо.
