Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая - страница 21
Нет, ничего подобного не было. Просто в некий час Гера вышла замуж за молодого сценариста Ч. Поселившись в прекрасной генеральской квартире, нельзя было не ощутить себя великим драматургом, и он принялся писать сценарии. Не знаю, что из этого вышло, но вскоре они разошлись. Гера осталась с девочкой. Однажды в День Победы я встретил их в парке Горького. Через несколько лет эта девочка, ставшая весьма беспроблемной девицей, вышла замуж за известного скульптора Льва Кербеля, автора памятника Марксу на Театральной площади и многих других величественных памятников.
В 2008 году в День Победы как раз на Театральной, у памятника Кербеля, одна милая женщина от переизбытка чувств в такой день, увидев на моей груди ордена, расцеловала меня прямо на глазах своего мужа. А через год подала по Интернету весть: «Владимир Сергеевич, имею желание в очередной раз поцеловать вас в День Победы на Театральной». Я ответил ей:
Да, Маркс был рядом, и Аполлон взирал с Большого театра. Не хватало только Кербеля.
Он тогда, женившись на лихой девчонке, кажется, еще не был Героем Социалистического Труда, но уже был раза в три старше нее. Это не всегда хорошо. Довольно скоро он понял, что ему гораздо лучше было бы жениться не на дочери, а на матери. И маэстро без проблем сделал это. А нас с Винокуровым терзали проблемы, которые он определил так: «Неужели я такой, как все? Неужели я не такой, как все?» Люди как люди, а я – как мыслете? Он относил такие вопросы самому себе к особенностям отроческого возраста, но, по-моему, они в немалой степени свойственны писателю всегда.
«Милый, стихотворение прелестно. Была счастлива, весенняя и влюбленная, сияла сама для себя. Несколько дней – праздник…
Благодарю Вас за радость. Я не ценитель, но у меня хороший слух, а в Вашем стихотворении музыка, я ее чувствую. Музыка и простота.
Целую.
Ирина».
Поэты и собаки. Бунин и Островой
С детских лет я много жил на природе и привык к этому, и любил. Жили мы в Минино – это, в сущности, деревня, за домом был пруд, по которому я плавал на плоту из деревянной двери и однажды чуть не утонул; в Раменском наш дом стоял в большом саду с высоченными соснами и кустами сирени, а совсем близко – парк с прудом, через этот парк я ходил в школу; в Кунцеве наша застекленная терраса выходила в большой фруктовый сад; и в Измайлове наш дом стоял в сиреневом саду, а прямо от крыльца открывалось поле, на котором весной мы ловили майских жуков, летом играли в футбол и в лапту, а зимой уходили по нему далеко на лыжах. И школы, в которых учился, стояли в прекрасных зеленых местах. Уж не говорю о подлинной тульской деревне, куда мы с сестрами уезжали к бабушке и дедушке на все лето. И всегда были у нас домашние зверушки и разные живые существа: сверчок Вася, черепаха Пашка, рыбы в аквариуме, хомячок, неизвестно куда исчезнувший, и, конечно, собаки. Собак помню всех и зрительно и поименно: в деревне у дедушки – мохнатый черный Буян, в Кунцеве – белый фокстерьер Джек, согласно семейной легенде, погибший на шоссе под колесами машины, спасая прохожего, в Измайлове – черная немецкая овчарка Найда, имевшая даже родословную, а уж на даче – несть им числа! Я даже написал о них стихи.