– Хорошо, – робко ответила я.
Ее возвращение немного отвлекло меня от мыслей.
Через четверть часа мы двинулись в путь. С нами поехала еще одна женщина – социальный работник, которая работала в паре с психологом.
Был полдень. Солнце стояло прямо над головой и жарко палило, как будто на дворе середина лета. На улице было сухо и пыльно. Мы двинулись в сторону метро. Сначала завернули во дворик, потом прошли через парк и вышли на главный проспект. Я держалась поодаль, но старалась не отставать, поскольку дорога мне была незнакома.
Весь путь Маргарита Дмитриевна оживленно общалась со своей напарницей. Я прислушалась к их разговорам, и мне вдруг стало очень обидно. Я злилась и всем своим существом ненавидела социального работника.
«Зачем с нами напросилась эта женщина? – с досадой размышляла я. – Скорее бы они уже прекратили разговаривать. Я ведь тоже о многом хочу спросить и сказать. И вообще, они какие-то глупости обсуждают. Ну что, она без психолога не выберет себе модные брюки? Наверное, Маргарите Дмитриевне совсем не интересно об этом слушать. А она время у нее отнимает».
Я старалась не показывать свое недовольство, но, когда на лице Маргариты Дмитриевны появлялся неподдельный интерес к тому, о чем оживленно рассказывала ее коллега, я сжимала кулаки и от переполнявшей меня обиды старалась перегнать их, чтобы они наконец заметили меня.
Всю дорогу я не проронила ни слова. Когда мы зашли в метро, Маргарита Дмитриевна спросила, доставая монетки из кармана:
– Тея, тебе купить жетон?
– Нет, у меня есть проездной, – смущаясь, торопливо заверила я и тут же достала из кармана карту…
Вот мы и приехали. Зашли в небольшое двухэтажное здание. Со всех сторон доносился гул скопившихся здесь людей. Детский смех, плач, крики сливались с заботливыми, ласковыми, строгими голосами взрослых. Чувствовалась общая напряженность и суетливая усталость дожидавшихся своего времени посетителей. К врачу была большая очередь, но нас обещали принять первыми.
– Тея, если хочешь, я зайду одна и поговорю с доктором, а потом зайдем вместе, – предложила мне Маргарита Дмитриевна.
– Давайте! – обрадованно воскликнула я.
Она как будто прочитала мои мысли. Я хотела, чтобы она сама все объяснила, тогда доктор не заметит мою робость.
Когда дверь кабинета отворилась, Маргарита Дмитриевна исчезла в нем, а я осталась сидеть в коридоре с женщиной, на которую все еще злилась. Тщетно я пыталась подавить свою внутреннюю дрожь. Тревога путала мысли. От этого время тянулось очень долго. Наклонившись низко к полу, я пристально разглядывала свои кроссовки и беспокойно теребила пальцы.
Соцработник сделала несколько попыток со мной заговорить. У меня не было желания с ней общаться, и я отвечала односложно, всем своим видом стремясь показать ей свою безграничную подростковую холодность.
