Я, президент и чемпион мира - страница 33



– Нет, нет, нас интересуют детали, – ныли избалованные вниманием Талеса Кети и Марикуна.

Нетерпеливость, наверное, спутник юного возраста. Талесу, видно, на роду было написано постоянное наше занудство то дома, то на экскурсии, а то на яхте, которую он построил собственными руками, которая стояла на Тбилисском море и часто принимала нашу шумную компанию.

Распад моей семьи был шоком для Талеса, тем более что Нукри он любил как собственного сына. Сандро, мой старший сын, вырос у него на руках, и Талес никогда его не отличал от собственных внуков.

Дело в том, что первая жена у Талеса умерла очень рано, и его старшая дочь Марина Шония росла у матери Талеса, педагога химии, аристократки по крови калбатони Тамары. Я и Марина с первой же встречи полюбили друг друга. А что нам было делить? У нее не было матери, а у меня отца. Положительным зарядом этих безукоризненных отношений во многом была моя мать, которая никогда нас не разделяла.

Подросший Сандрик был очень шаловливым и беспокойным ребенком. Одно его озорство закончилось тем, что он сильно повредил глаз щепкой от шишки. Вердикт врачей был удручающим: или срочная операция в Москве, или слепота, сначала одного глаза, а потом и другого.

На следующий день я, мама и Сандро уже летели в Москву в офтальмологическую клинику имени Германа фон Гельмгольца.

В Гельмгольца нас встретили холодно и грубо. Решение квалифицированных врачей было таким: срочная операция. Согласно распорядку, заведенному в клинике, родителям не разрешалось оставаться в палате. Так что мне обошлась в довольно крупную сумму предоперационная ночь с Сандро, который не мог и двух слов связать по-русски.

Известно, что в 90-е годы мобильные телефоны были большой редкостью, поэтому нашим единственным средством связи с внешним миром стала дряхлая телефонная кабина на первом этаже клиники. Манана ждала нас в гостинице «Пекин», а в Тбилиси тыл укрепляли бабушка Нана и Талес.

– Дай мне поговорить с Сандриком, – сказал мне Талес, узнав об операции.

– Ну что, парень, ведь не боишься? – спросил он.

– Нет, бабу (по-грузински «деда». – Л.М.), – отвечал Сандрик храбро, – вообще-то эти русские очень странные.

– Что случилось, не можешь объясняться с ними на грузинском? – смеялся Талес.

– Не могу, ничего не понимают-то! – отвечал Сандро.

– Мальчишка, сможешь всю ночь говорить со мной по телефону? – спросил Талес у Сандро.

– Да, бабу, все равно спать не хочется.

Тогда скажите маме, чтобы не нервничала, и позвоните мне ровно в 12 часов.

Сказанное Талесом показалось мне немного странным, но ведь странности были кредо моей семьи.

– Что он, с ума сошел? – прокомментировала мама. – Хотя, не знаю… Ему видней.

Зато утром нас ждало чудо.

– Не может быть, – твердили врачи и сменяли друг друга с медицинскими инструментами у левого глаза Сандро.

После сорокаминутной суеты главврач клиники извинился и сказал нам, что, по-видимому, они ошиблись, ребенок здоров, и мы можем забрать его.

Мама ждала нас в коридоре.

– Мам, нас отпускают, говорят, что операция не нужна, – растерянно сказала я.

– Как? А говорили ведь, срочная операция, что повредится и второй глаз? – удивилась Манана.

– О-о, поболтаете в гостинице, заодно по дороге зайдем в «Макдоналдс», и купите мне «Лего», – сказал довольный жизнью Сандро. – Мам, ты же обещала!

– Талес? – синхронно посмотрели мы с мамой друг на друга.

– Да! – подмигнул нам Сандро совершенно здоровым глазом.