Леся не предприняла попытки вырваться, но блеснувшая синева глаз заставила княжича отпустить хрупкие пальцы и даже сделать полшага назад.
– Прости, – только и смог выдавить из себя Вадим, прислушиваясь к бешеному стуку сердца в груди и осознавая, что такого с ним никогда ещё не было.
– Поутру прибыли люди с грамотой от княжича Антона, – зачем-то произнёс он тихим шёпотом. – Ежели пожелаешь, я вечером расскажу, как на Варяжском море живётся нашему викингу и его братьям.
– Но для этого мне нужно будет выходить из хором? – испуганно пролепетала она.
– А как же я смогу с тобой разговаривать? Или велишь кричать в окошко?
– Что ж, – нахмурила брови девка. – Узнаю всё сама у княжны Вилены. Мне пора. Прощай!
Вадим, не пытаясь остановить Лесю, молча стоял и смотрел, как она удаляется от него всё дальше и дальше.
– Государь приказывает тебе немедля явиться к нему! – сиплый голос подошедшего телохранителя князя заставил его вздрогнуть.
Быстрым шагом он дошёл до княжьих хором, взбежал на крыльцо и распахнул дверь в гридницкую.
Кагеля внутри уже не было.
– Ты что себе позволяешь! – загремел во всю мочь лёгких сидящий за столом Гостомысл, хлопнув ладонью по столу. – Тебя княжна Вилена о чём просила? Не подходить никогда к Лесе! Жить надоело? Хочется удар засапожного ножа под рёбра получить? Иль не знаешь, что за девкой друзья викингов присматривают?
– Государь… – попытался вставить хотя бы слово княжич.
– Молчи и слушай! – движением руки князь заставил его замолчать. – Подойдёшь к ней ещё раз, велю прилюдно плетью выпороть! А ежели через своего Орея удумаешь что-нибудь с ней сделать, я сотского на берёзе повесить прикажу! Ступай отсель!
Как побитый пёс, выскочил Вадим из гридницкой, не понимая, куда несут его ноги.
Пришёл в себя он у крепостных ворот, где долго простоял в одиночестве, обдумывая всё, что с ним случилось за этот день.
Князь окинул пристальным взглядом сидящих супротив него родичей и своего ближнего болярина. Походило на то, что они уже знали, какой разговор предстоит. Видать, Таислав рассказал княжичам о своей беседе с Гостомыслом. Лица их были серьёзны и сосредоточены. И только Кагель сохранял полное спокойствие, понимая, что предстоящее посольство никоим образом его не коснётся.
Улыбка скользнула по губам князя, и он заговорил негромким голосом:
– Новый каган-бек Хазарии Манассия, вступивший на престол после своего отца Изекии, предлагает нам мир, дружбу и свою помощь в переговорах с Византией. Нынче то и другое нам не помешают! Не мне вам рассказывать, как тяжко вести войны с ордами кочевников вятичам, мордве, мещере и другим дружественным нам племенам. Даже муромские князья постоянно просят в подмогу дружины новогородские. А купцам нашим жизни спокойной не дают на Итиль и Танаис хазарские сборщики податей, засевшие в тайных сторо́жах и норовящие обобрать их до нитки. И ежели удаётся им доплыть с товаром до Царьграда, то и там обидеть желают, поскольку нет договоров у нас ни с Византией, ни с каганатом. А посему – жаловаться некому. Сам знаешь, тяжко стало не только в полуденной стороне. Но и на заходе солнца тоже!
– Помнится, князь Буривой хотел с императором Карлом дружбу установить, – вступил в разговор Кагель. – Собирал ли он посольство ещё раз после того, как беда с братом его князем Корлином случилась?
– Сие дело отложилось надолго, а я и не вмешивался, воевать много мне приходилось, не до того уж было. И нет давно в живых Карла, правит теперь всей империей сын его Людовик. С ним договариваться надобно.
