Прополоскав рот водой из рукомойника, я забиваюсь у окна, наполовину заклеенного пленкой, кое-где уже ободранной, и ковыряю ее так же, как ковыряю свои раны.
Надо успокоиться. Он не стоит моих слез, я и так много их пролила.
Стою под хлопанье дверей кабинок и надеюсь, что никто знакомый не зайдет и не начнет со мной разговор. Я вполне уверена, что Рэм караулит снаружи, но на сколько хватит его терпения? Ну, пять минут, ну, десять. Хорошо, может, полчаса проторчит. Я для верности дождусь середины пары и потом уйду.
Пиликает мобильник.
Сообщение от Дениса.
Даже открывать не буду. Пошли эти козлы куда подальше.
Оставшиеся в туалете девчонки, услышав звонок, бодро шуршат на выход со смешками и хихиканьем. Зависть. У меня день испоганен напрочь.
Я радуюсь тишине, когда все рассасываются, но, увы, недолго.
Звук растягиваемой пружины, сопровождающей открывание двери, снова бьет по нервам. Господи, я превращаюсь в истеричку.
Рука, опустившаяся на плечо, заставляет меня вздрогнуть. Резко обернувшись, я встречаюсь глазами с тем, кого видеть совершенно не желаю. Мне кажется, я ясно дала это понять, но Рэма вообще мало волнуют чужие желания.
– Ты охренел? – спрашиваю, когда до меня доходит, куда он зашел. – Ты совсем кукухой поехал?
– Если у тебя нет здесь дел насущнее, чем стоять у окошка, не вижу смысла тут торчать.
– Теперь-то да, – огрызаюсь я. – Теперь никакого. До этого я тут стояла, чтобы тебя не видеть. Но ты у нас и из любого унитаза вылезешь, так? Каждой бочке затычка? Ты и в кабинку бы заглянул?
Рэм прищуривается:
– Надо было бы, заглянул бы. Что я там не видел?
– Ну ты и козел, – выплевываю я. – Чего ты добиваешься?
– Пойдем поговорим, пока не пропахли местным амбре, – Рэм берет меня за руку, и ее словно покалывает от электрических вспышек, а сердце пропускает удар.
Это злит меня похлеще, чем скотское поведение Рэма в машине.
– Какие мы нежные, тебя сюда не звали. Хотя что это я? Я тебя и домой не приглашала, и вчера не хотела уходить с тобой из бара… Но ведь тебе нет дела? Да?
– Нам надо поговорить, Соня, – он тянет меня за руку, а я упираюсь. – Не пойдешь ногами, я отнесу. Мне не впервой.
– Вот. Я об этом. Прешь напролом, растаптывая все на своем пути.
В носу начинает подозрительно свербеть, глаза тоже щиплет.
Нет. Не доставлю ему такого удовольствия. Я не заплачу.
– Сонь.
Рука на моем запястье сжимается крепче, в голосе Рэма прорезаются угрожающие нотки. Да он охренел!
– Иди, куда хочешь! Просто оставь меня в покое, ради бога! – взрываюсь я. – Есть же в тебе хоть что-то человеческое?
Вырвав руку, я толкаю его в грудь. Еще и еще, выплескивая свою ярость. От каждого тычка Рэм только пошатывается, но с места не сходит. Он сверлит меня взглядом, и это бесит меня еще больше.
Какого черта он такой спокойный?
Смотрит, как на капризного ребенка. Но твою ж мать, даже у капризного ребенка есть предел. И он почти достигнут.
– Человеческое? – вдруг хрипит Рэм и стискивает меня за предплечья. – Куда больше, чем ты думаешь. Только вот ты почему-то это не ценишь.
Он встряхивает меня как куклу, и голова моя запрокидывается, я попадаю в плен злых глаз, и на дне их только льдины. Кажется, кого-то проняло.
Да только вряд ли его заботят мои чувства.
– Если ты так ценишь, то уж лучше бы пренебрегал!
– Ну хватит. Мне надоело! – рявкает Рэм и, опять схватив мою руку, для надежности переплетя пальцы, тащит меня наружу. – Мне на хуй не упало торчать в этом толчке.
