– Послушай меня, – с нажимом повторяю я. – Меня не устраивает то, что сейчас происходит…
И сам морщусь от пафоса собственных слов. Такие высокопарности гонят фальшак, и это не мое.
– А меня устраивает, – выставляет вперед подбородок Жданова. – И чьими интересами пожертвуем?
… Сорок девять, сорок восемь…
Да бля! Не помогает! Что за наезды?
– Ну давай! У тебя же кипит повидло? Вперед! Высказывайся! Ты поорешь, я извинюсь, и все будет как раньше!
– А не будет! – шипит Соня, внезапно переходя в наступление. В прямом смысле слова. С каждой фразой она подходит все ближе, будто думает, что с расстояния до меня не дойдет. – Не будет. Мы уже не такие как раньше. Понимаешь?
Как у нее все просто!
Если б я мог все оставить как есть, неужели я стал бы заниматься сраным выяснением отношений?
– Нет, Сонь, – засовываю руки в карманы, потому что слишком велик риск, что я дам им волю. – Мы с тобой поклялись, что будем друзьями навек. И ты решила соскочить? Так недорого твое слово?
Наводит взгляд-дуло на мое лицо, я физически ощущаю, что сейчас у меня на лбу мишень. Сонька заряжает:
– И это говоришь мне ты? Разве так ведут себя друзья? Твое поведение прям дружеское? – тройной выстрел.
– А что собственно произошло недружеского? Да еще и непоправимого?
Сонька всплескивает руками:
– У меня нет слов! – она отворачивается от меня, явно не желая больше меня слушать.
В один шаг нагоняю ее и, обхватив со спины, прижимаю к себе.
– Если ты про тот… поцелуй. Согласен. Я не должен был. У меня и в мыслях не было, – вру я. – Давай, я извинюсь. Я сожалею…
Сонька резво разворачивает в кольце моих рук.
Лицо бледное, в глазах горит чистая ненависть:
– Сожалеешь?
24. Глава 24. Соня
– Сожалеешь?
Надеюсь, я ослышалась, и сейчас он скажет хоть что-то, что позволит мне его оправдать перед собой.
Но Рэм молчит.
То есть, вот так?
Один единственный поцелуй со мной его настолько разочаровал?
– Тебе было так неприятно? – спрашиваю сквозь зубы.
– Сонь…
– Вот прям настолько плохо, что ты месяц от меня скрывался? Да, Рэм?
– Сонь, я не…
– Или я вешалась на тебя, прохода не давала, и другого выхода ты не видел? – не желая слушать его, я продолжаю бомбардировку.
– Ты не о том…
– Нет! Я как раз о том самом! – я почти перехожу на ультразвук, потому что у меня кровь так шумит в ушах, что я практически себя не слышу, а мне очень нужен хотя бы один голос в поддержку, пусть бы и мой собственный. – Или ты считаешь меня идиоткой?
Не отвожу взгляда от такого любимого и одновременно такого ненавистного лица.
– С чего ты взяла? – переспрашивает через губу, взгляд исподлобья. Обиженка, твою мою налево. Мы еще и делаем вид, что мои слова несправедливы.
Осознав, что Рэм все еще меня обнимает, я со всей силы отталкиваю его, потому что руки его жгут меня каленым железом лжи и предательства даже через одежду.
– С того, что я неплохо тебя знаю, Рэм. Хуже, чем думала, но все равно весьма и весьма неплохо. Больше не смей ко мне приближаться! И не смей даже заговаривать о дружбе! Слышишь? Не смей! – я почти задыхаюсь от переполняющих меня чувств, которые рушат меня, разбивают сердце на мелкие осколки, оставляя только руины. – У тебя нет права даже вспоминать о нашей дружбе!
– Да какая муха тебя укусила? – он снова пытается меня обнять, но я успеваю отпрыгнуть. Злость моя так сильна, что придает мне проворности, и я умудряюсь не спотыкнуться о бордюр.
