По правде говоря, Делл уже понял, что большеглазую двенадцатилетнюю девочку (которая перед уходом посоветовала ему измерить давление) обычной назвать невозможно.
Впервые за все время своей работы психологом он ощутил не просто желание работать.
Его чувство было сродни вдохновению.
Нужно было добавить в классификацию новую группу.
Он открыл на компьютере окошко настройки цветов и стал лихорадочно тыкать в него, пытаясь получить что-нибудь похожее на металл.
Цвет расплавленного золота, или еще что-нибудь такое, чтобы цепляло глаз.
Потому что Делл Дьюк уверился: он открыл новую категорию «странных типов».
И называлась она «ГЕНИЙ».
После того как меня выдернули с урока мисс Кляйнсэссер и отправили к директрисе Экземе, учителя и другие ученики стали относиться ко мне по-новому.
Некоторые одноклассники решили, что я каким-то образом мошенничаю с контрольными, и просили поделиться с ними ответами к тестам.
Один восьмиклассник – у него уже борода росла, вполне настоящая, – потребовал у меня домашнее задание, которое давали по математике в прошлый вторник.
Я так удивилась, что отдала ему всю тетрадь; позже она отыскалась на мусорнике перед мужской душевой у спортзала.
В тетрадь была вложена полупустая пачка мятных пастилок для свежести дыхания, но я решила, что это не подарок, а случайность.
Как ни странно, следующей встречи с мистером Деллом Дьюком я ждала с нетерпением, и охотно проделала весь долгий путь от средней школы «Секвойя» до офисов администрации.
Мысль о том, что мне куда-то нужно дойти, наполняла меня незнакомым доселе чувством: у меня была цель.
Даже если из-за этой цели мне придется снова врать родителям.
Правда, на вторую неделю врать стало легче, чем поначалу. Это меня огорчило.
Я поняла, что человек способен привыкнуть ко всему – и к хорошему, и к плохому.
Вот, наверное, как люди привыкают откачивать биотуалеты или пробовать кошачьи консервы на заводе, чтобы проконтролировать качество.
Прозвенел последний звонок, и школа буквально взорвалась (потому что это и правда было похоже на взрыв). Я сложила в чемодан учебники, испытывая неизвестное мне прежде наслаждение. (Мне нравится слово «наслаждение». Хорошо бы его почаще использовали в обычной жизни.)
Распахнулись двери, и сквозь них наружу повалила толпа школьников. Похоже было, будто в школе случилась утечка каких-то опасных веществ, и все кинулись спасаться бегством.
Я в этом не участвовала.
Я шла по собственному делу, и время на дорогу было ограничено.
Придя в офис, я увидела, что на этот раз Делл Дьюк подготовился к встрече.
Одежда у него по-прежнему была такая мятая, словно он неделю спал в ней, не снимая, зато борода подстрижена или, по крайней мере, вымыта.
Да и в захламленном кабинете стало чуть больше порядка.
И еще одна вещь, которая заставила меня улыбнуться, едва я вошла в дверь: на приставном столике сбоку от письменного стола появилась небольшая серебряная рамка.
И в этой рамке, словно портрет потерянного родственника, красовалась фотография лемура.
Он нервничал.
Он пытался завести беседу, но в конце концов не выдержал и выпалил:
– Послушай, а может, попробуешь еще раз выполнить тест – вроде того, что был в школе на мониторинге?
Я решила, что это и есть причина его беспокойства, и решила положить ему конец:
– Если хотите, могу прямо сейчас.
Он очень обрадовался.
Он достал из ящика стола папку с тестовыми заданиями. И вдруг так заволновался, что мне пришлось поднимать с пола карандаш и помогать с таймером.
