Я шкурой помню наползавший танк - страница 27

– Возле мостика в пыли лежал. Несчастненький такой. Так я его отмыла…

– Давай договоримся: ты нам игрушку, мы тебе – шоколадку.

– Обижать Мальчика-с-пальчик не станете? – заволновалась малявка. – Он же такой несчастненький.

В два голоса поклялись, что для нас лучшая забава – пеленать мальчиков-с-пальчик. И таки добились своего.

– Высокие договаривающие стороны после изнурительных дебатов пришли к обоюдному соглашению, – рассмеялся Вольдемар, оглядываясь на заднее сиденье, где лежал завернутый в старую косынку Мальчик-с-пальчик, он же – снаряд тридцатого калибра. – От опасной игрушки мы ребенка уберегли, но сами можем влипнуть… Раньше за патрон мелкашки срок давали, а здесь штука посерьёзнее.

– Ничего. На первом же блокпосте сбагрим воякам. Вместе с пелёнкой, пусть они по долгу службы нянчатся.

Хорошее название у села на левом берегу Кальмиуса – Солнцево. Оно согревает душу и сулит тихую радость каждому, кто однажды был допущен в горницу, которую освещают улыбки одетых в разноцветные платья кукол.

Наряд хозяйки дома, чьи окна напоминают вставленные в рамки акварели приазовской степи, Елены более скромен. Но опрятен, как у всякого, кого природа одарила взыскательным вкусом и умелыми руками.

А еще у хозяйки дома с окнами-акварелями степной вольницы сострадательное отношение к вещам. Особенно брошенным человеком.

Однажды подобрала на мусорнике куклу, приладила на место оторванную ножку, хорошенько отмыла от хронической грязи и из хранящейся ещё с девичьих времен блузки построила такое расчудесное платьице, что чуть не воскликнула по примеру Александра Сергеевича: «Ай да Пушкин молодец!»

Чего уж говорить о сельских ребятах, которые приходят поглазеть на коллекцию.

– Удивительно, – говорит Елена, – среди моих маленьких гостей почти половина мальчишек, которым, как принято считать, зазорно водиться с куклами.

Да что ребятня, отставной механизатор Виктор Папенфот, мужик весьма сурового нрава, и тот с восторгом отзывается о работах мастерицы.

– Чудо чудное, – сказал он мне за графинчиком сухого вина. – Ты обязательно загляни в дом на околице, согрей душу.

Удивительно, что малолетний узник гитлеровского концлагеря, землепашец, чьи руки от соприкосновения с тракторными рычагами обрели железную твердость, уберег сердце от заскорузлости, которая поражает всякого пасынка судьбы.

А Виктор – ярко выраженный представитель неизбалованного жизненными благами поколения. И это подтверждает запись, которую я сделал в походном блокноте по возвращению из села с солнечным названием.

Итак, мой старинный приятель Виктор Папенфот. Немец. Последнее место работы перед выходом на пенсию – начальник мехотряда. Известен тем, что мог на слух установить даже малейшую неисправность в моторе любой марки.

Первую оплеуху от судьбы получил в четырехмесячном возрасте на станции Карань Донецкой железной дороги, где осенью сорок первого года собравшиеся в эвакуацию мать и старшая сестра ожидали поезд. Но вместо него прилетели Ю-87 с крестами на чёрных крыльях.

Сестра и малец не пострадали. А вот их матери оторвало руку и ногу. Родительницу погрузили в санитарный эшелон с ранеными бойцами. На том её следы потерялись.

Разумеется, четыре месяца – не тот возраст, когда запоминают первую оплеуху. Пока сестра помогала грузить мать в санитарный эшелон, лихие людишки утащили одеяло и взятую в дорогу бутылочку молока для младенца.