Сжимая ладошку Эллы, делаю вдох-выдох и вхожу в солнечный в персиково-бежевых тонах холл.
— Леджин? — радостно встречает мама — наверняка увидела меня, когда мы въезжали в ворота. Её лицо сияет, глаза лучатся молодой зеленью. Да, мама у меня красавица, особенно в этом приглушённо-изумрудном вельветовом платье, с высокой причёской, пепельно-жемчужные волосы мне достались от неё.
— Доброе утро, мама, а мы тут к тебе в гости, — улыбаюсь я.
— Доблое утло! — воскликнула Элла и ринулась к бабушке.
Малышка крепко обнимает Ионес. Мама жмурится от удовольствия, поглаживая по спине Эллу, и смотрит на меня с беспокойством, когда слуга вносит в дом несколько чемоданов.
— Элла, как я по тебе соскучилась, — гладит по светлым завиткам волос Эллы мама…
Она молчала, пока мы не расположились в плетеных креслах за садовым столиком уютной беседки под куполом белой крыши и белоснежным тюлем. Я безмятежно наблюдаю, как Элла играет в мячик с Дарси на лужайке, покрытой молодой травкой. И чувствую напряжение Ионес, её переживание повисает в воздухе.
Беру фарфоровую чашку с каймой розового золота — мамин любимый сервиз. Сразу становится тепло, и вспоминаются беззаботные дни моего детства.
— Я ушла от него, — всё-таки произношу, выталкивая слова из горла.
Ионес кладет руку на грудь и не двигается. Я делаю глоток, вкус жасмина, сладко-терпкий, обволакивает нёбо.
— Что случилось? Почему, Леджин? — её голос звучит так, будто это самая печальная новость, которая могла быть в её жизни. Ещё бы! Она так радовалась нашему союзу, благословив нас…
Моя рука всё-таки дрогнула, и я аккуратно поставила хрупкую чашку на блюдце, боясь разбить. Глаза защипало. Ну вот, я столько держалась и теперь не в силах контролировать эмоции. Поднимаю на маму затуманенный влагой взгляд.
— Я больше так не могу… — хрипло произношу и отворачиваю лицо, чтобы Элла не заметила моих слёз. — Он предал нас, мама. Променял меня на свою работу, он спасает людей, а нас бросил! Я знаю, может, плохо так говорить, но я не могу, не хватает сил терпеть это всё! Он приходит поздно, уходит ни свет ни заря, пропускает ужины, он вообще не живёт с нами, мама!
— И постель не делит? — осторожно интересуется Ионес, накрывая мою руку своей. — Ночевать тоже не приходит?
Взгляд заволакивает слёзы.
— Приходит, когда я уже сплю, — губы кривятся в горькой усмешке. — Ему не нужна семья, не нужна я, я не знаю, зачем он забрал меня, чтобы вот так мучить?! — новый приступ слёз душит на время, а с губ срываются беззвучные рыдания.
— Леджин, — подается вперёд мама и гладит моё плечо, не зная, как успокоить, она просто молчит, присутствуя рядом, разделяя мою боль. И вскоре мне действительно становится легче.
— Ты говорила ему? — спрашивает мама, когда я немного успокаиваюсь.
— Много раз. Но он будто не слышит. Отвечает одно и то же, говорит — потерпи, скоро всё уляжется. Я уже год терплю и больше не хочу, сил нет. Мне кажется, мама, это не закончится никогда, мне кажется, что жизнь проходит мимо. А я так не хочу. Всё время быть в ожидании чего-то, всё время чувствовать, что я пустое место. Это выматывает, — шепчу я мокрыми от слёз губами.
— Леджин…
— Знаешь, сколько писем он получает от незнакомок? Сотни! Это чьи-то жёны, дочери, непонятно кто! Он обещал их выкинуть, но не делает этого. Зачем они ему пишут? Он там развлекается, а меня держит дома, как домашнего питомца. Я видела, как они с ним разговаривают, улыбаются, кокетничают, строят глазки, делают вид, что меня нет рядом. Я никто для них. И для него.
