- Дура! - припечатывает и снова встряхивает. Не обидно даже как-то, не зло… Устало. - Ты же убиться могла! На дороге… и вообще. И вчера.
Ой, да можно подумать тебе до моей жизни есть дело!
- Позавчера со мной тоже много чего происходило, - сообщаю доверительно. - Я вообще могла в любой момент жизни погибнуть. Разве это делает меня ненормальной?
Он отстраняет так, чтобы лицо видеть. И впивается взглядом. Вот прям впивается. Глаза необычные - светлые, серо-голубые. И не только из-за цвета холодные, они будто сами из льда, и взгляд пробирает до костей.
Но… почему-то меня уже не пугает это больше. Может лими исчерпан. А может по дороге растеряла. Становится как-то даже весело. До истерики.
Или это такой откат?
- Ты издеваешься, - сообщает мне маньяк… тьфу, Баринов.
- Как я могу? - удивляюсь притворно.
- Точно издеваешься. И нормально поговорить не хочешь?
- А ты нормально начал? - теперь мое удивление непритворно, - Эти звонки, слежка, появление вчера возле бара… Или твои действия считаются нормальными, только потому, что они твои? Вот сейчас ты меня держишь и трясешь, это в какую категорию попадает?
Отпускает резко. И руки в карманы засовывает. Видимо по другому не сдержится. Я осматриваю несчастные исцарапанные ладони, тру коленку - даже не знаю, что там под джинсами и знать не хочу - и снова перевожу взгляд на него на него.
Он - на меня На лице ни единой эмоции, умело прячет свое бешенство. А ведь когда я говорила так и скрипел зубами. И морщился на каждое мое “ты”. Вряд ли маньяк с красиво лежащими волосами в дорогом пальто привык, что ему кто-то малознакомый тыкает.
Кстати про волосы…
Он будто и не бежал за мной. Волосок к волоску. Аж захотелось проверить, почему. Может какой-то лак супер сильной фиксации? Потрогать бы…
- Давай начнем сначала, - явно нехотя предлагает, - Представим, что этого всего не было. Посидим, поговорим, я объясню ситуацию…
- Ух ты ж как вас, суровых мужчин, на переговоры натаскивают, - восхищаюсь, - Не с той стороны, так с этой.
- Ты вообще не расположена к разговорам? - снова начинает злиться.
- В данный момент - нет, - отрезаю. Добавляю тише, - И никогда не буду, наверное.
- Да что с тобой такое! Ты же явно знакома с процедурой, знаешь, что ничего в этом страшного, чтобы стать донором! Почему ты не хочешь помочь?
- Я не обязана объяснять, - отворачиваюсь.
- А ты все-таки попробуй, - цедит.
- Я. Не обязана. Объяснять.
Нет, я не буду об этом говорить. Точно не с первым встречным. Не в тот момент, когда перед глазами возникает лицо матери и ее ненавидящее шипение.
Разворачиваюсь и иду. Куда-то. Приказываю глупым слезам перестать уже катиться. Они не подчиняются. Иду куда-то, а оказываюсь перед его же машиной. Которую водитель подогнал к нам поближе.
Меня под локоть подхватывают:
- Довезу до дома.
- Тут недалеко.
- Ты хромаешь. Довезу. И хватит дергаться, если бы я собирался что-то сделать с тобой, уже бы сделал.
Сажусь в машину и говорю издевательски - только бы что-то сказать:
- Удобно же, что адрес не надо называть? Вы и так знаете...
Кажется, скрипнули зубами и водитель, и Баринов.
Но и фиг с ними. Я уже не обращаю внимания. Слишком глубоко погрузилась в черноту, вызванную воспоминаниями.
- Я не остановлюсь, - говорит зло, когда мы к подъезду подходим. Провожает меня, как будто ухажер какой-то. - Рано или поздно я подберу ключик. Найду, чем тебя зацепить, если чужие страдания не цепляют. Если тебе насрать на чужую жизнь. Может тебе денег пока мало предложил. Или еще что. Я найду.
