─ Вот, можно принимать через каждые два часа, но не больше шести таблеток в сутки! ─ напутствует уставший от жизни, изобилующей битыми мордами, айболит и протягивает мне рецепт на обезболивающее.
Еще бы не быть таким грустным, когда трудишься в травматологии «Склифа» и целыми днями латаешь таких невезучих бойцов, как я.
─ А с бухлом можно миксовать? ─ спрашиваю по привычке.
─ Можно, но не нужно! ─ отзывается он со смешком.
Ну и фиг с ним! Не больно-то и хотелось. Как Полкаша сказал в своем леске «не бухай!», так меня как бабка отговорила от этого дела. Уже неделю не пью, да и близко общаюсь только с левой рукой. В общем, живу как монах.
─ Я понял. Могу идти?
─ Идите, только постарайтесь поменьше ломаться, а то у вас там костных мозолей больше, чем у боксера со стажем! Вы спортсмен, что ли?
─ Бывший! ─ усмехаюсь я, накидываю на плечи окровавленную рубашку и выхожу в коридор.
Аня сидит у двери процедурного и плачет, закрыв лицо руками. Так отчаянно рыдает, что так жалко ее становится, просто душа наизнанку выворачивается. И себя жалко. И наших малых. И все по моей вине ─ если бы я так жестко не косячил, нас бы тут вообще не было.
Аккуратно «паркую» рядом свое побитое тело и обнимаю ее. Глажу по спине и радуюсь, что Аня мне это позволяет. Она горячая и такая родная. От нее пахнет чем-то манящим и таким уютным. Я теперь понимаю, что в самый первый раз меня вовсе не запах страха привлек, это был запах чистого счастья, которое теперь связано только с ней.
─ Анечка, ну что такое? Что ж ты так ревешь? ─ спрашиваю я и сам удивляюсь, что мой голос может звучать настолько ласково.
Отрывает ладони от лица и смотрит на меня так пристально, что пульс вмиг взлетает до сотки.
─ Я увидела тело на кушетке…И оно было накрыто простыней, ─ объясняет сбивчиво.
─ И ты представила меня на месте безымянного трупа?
Я всегда понимал ее с полуслова или даже с полужеста.
─ Ага, ─ бормочет она, вновь став той нежной невинной девочкой, какой я ее впервые узнал.
─ Легче стало? ─ ухмыляюсь я, не снимая руки с ее вздрагивающего тела.
─ Какой же ты придурок, Ярослав! ─ кидает упрек Анечка и кладет мне голову на плечо. Деликатно так упирает затылок в мое тело, чтоб даже случайно не сделать больно, а я млею от нежности, зарываясь носом в мягкие, как у Сашки, волосы.
─ Еще какой! ─ усмехаюсь я, прижав ее к себе так крепко, как только могу. В такой момент плевать, даже если будет больно.
Аня с той же бережностью к моему телу поворачивается и зарывается носом в край моей рубашки. Теперь мы сидим, обнявшись так уютно, словно и понедельник никогда не наступит, и мы не поедем подавать чертово заявление. Кончики ее теплых пальцев нежно огибают давно затянувшуюся дырку от сквозного пулевого, которое «украшает» левое плечо.
─ Расскажи, кто тебя подстрелил, ─ вновь просит Аня, для которой история моей коллекторской бытности всегда представляла странный интерес.
─ Расскажу, если мы с тобой золотой юбилей свадьбы отгуляем! ─ обещая я, легонько сжав ее пальцы.
─ Опять ты за свое! ─ сердится она, но не всерьез.
─ А что, если ты хочешь со мной развестись, уже и шутить нельзя? С нашей разницей в возрасте я до золотой свадьбы в любом случае не дотяну.
─ Дотянешь, если поменяешь привычки! ─ говорит уверенно. Все-таки решила не дать мне раньше времени стать трупом на каталке.
─ Без тебя не дотяну, ─ не менее уверенно заявляю я и целую ее в макушку.
