— Я не оправдываю брата… — Подруга начинает ходить кругами. — Но знаешь, Тася, одно дело слушать музыку у себя дома, и совсем другое — крушить всё вокруг! Хочешь узнать, кто из этих двоих безумнее — загляни на вечеринку к моему братцу.
— И ты туда же! —Заправляя волосы за ухо, решаю не спорить, иначе ссоры не миновать. — Я, наверно, пойду!
— Стой! — Мила качает головой и спешит ко мне. — Ну куда ты пойдёшь?
— Ты забыла? Я живу в кладовой, — пожимаю плечами. — Зайду через вход для прислуги — никто даже не заметит.
— А если Гера… снова…
— Уверена, ему не до меня, — усмехаюсь, намекая на шум, доносящийся со стороны гаражей. Ар, сам того не ведая, переключил внимание Савицкого на себя.
Мила пытается отговорить меня, перевести нашу перепалку в шутку, но как бы она ни старалась сгладить углы, я всё равно больно натыкаюсь на них, а потому стою на своём и уже минут через десять крадусь, как воришка, в собственную комнату, благо, за это время научилась незаметно возвращаться домой. Самое волнующее — пройти мимо бассейна. Он и раньше пугал меня своей безразличной синевой, сейчас же и вовсе сводит с ума. Всего одной фразой Савицкому удалось возродить мой самый сильный страх — страх глубины…
Добежав до своей каморки, закрываюсь на ключ и придвигаю к двери прикроватную тумбу. Дабы не выдать своего нелегального возвращения, не включаю свет. Свернувшись клубочком на узкой кровати, невольно думаю о Савицком и уговариваю Всевышнего поторопить мать с разрешением вернуться домой. Но обо мне все забыли. Мама не звонит, не ищет, не волнуется. И только тогда, когда комната пропитывается ночной темнотой, а с улицы начинают доноситься забористые звуки электронной музыки, я вспоминаю, что несчастный мобильный остался у Милы в кармане, и как ошпаренная вылетаю в коридор.
Я почти добегаю до гостиной. Едва сдерживаю себя, чтобы не закричать: «Мама, я жива! Всё хорошо». Мне страшно представить, как она, должно быть, испугалась, как волновалась, когда не сумела до меня дозвониться. Одна, в чужом городе, без денег и защиты — не это ли составляющие материнской паники? Возможно, но только не тогда, когда речь идёт о моей маме.
Я вовремя включаю заднюю передачу и торможу на своём излюбленном месте — под лестницей. Высунув любопытный нос, замечаю в гостиной Вадима. Вальяжно рассевшись на изящном диване с витыми ножками, он тяжело вздыхает, а чуть позже произносит усталым голосом:
— Ну и денёк!
— Главное — Георгий нашёлся. Всё хорошо, милый. — Мама подходит к отчиму со спины и начинает нежно массировать ему плечи.
— С Герой ещё будет не один разговор. — Мещеряков растворяется в блаженстве от прикосновений рук жены.
— Не будь с ним так суров! — мурлычет мама. Интересно, с папой она была такой же кроткой и чуткой? — Что вы решили? Гера остаётся?
— Лиз, я не могу заставить его лечиться, а сам он больше не желает прозябать в клинике. Да и что толку от неё?
— Просто… — Мама кусает губы, а я по простоте душевной надеюсь, что она всё же вспомнит обо мне. — Ар опять взялся за старое. Слышишь, как гремит?
— Лиза, я так устал! Георгий сказал, что справится с этим. Дадим ему шанс?
— Конечно. Пошли спать, дорогой!
— Да, пойдём! — нехотя соглашается отчим, накрывая своими ладонями мамины. — Утро вечера мудренее…
Утопая в ласке и нежности, эти двое не замечают меня… Да что там — они даже не вспомнили о моём существовании! Подняли панику, выгнали из дома и напрочь позабыли обо мне… Их мир кружится вокруг Геры и Ники, а для меня в нём по-прежнему нет места.
