ЯблоковСад. Воспоминания, размышления, прогнозы - страница 19

Но чем бы я был, если бы не слушал других моих учителей, например Сергея Евгеньевича Клейненберга? Чем бы я был, если бы не увлекался тем, что говорил Борис Степанович Матвеев?

Человека формируют, конечно, учителя, с одной стороны, а с другой стороны, друзья школьной и университетской поры, общество. Мне повезло, что мое становление как личности началось не в школе, а в КЮБЗе и продолжилось в университете. Другое дело, что это окружение и учителей ты сам выбираешь. Ведь в университете на курсе нас было 150–200 человек, а я в добрых, дружеских человеческих отношениях нахожусь с 5–7 людьми. И к учителям своим я сам пришел, не они меня нашли. А почему я к ним пришел? Потому, что была мама моя – умная, добрая, прозорливая, смотрела вперед и ободряла меня. Я мальчишкой был в разных кружках, а зацепился в зоопарке. Я там прилип, вошел туда и полностью погрузился. И это было сделано не только потому, что это мне нравилось, а потому, что мать сказала, что это хорошо.

Известные биологи и натуралисты (слева направо):

Петр Петрович Смолин, Алексей Яблоков, Татьяна Георгиевна Дервиз-Соколова, Станислав Михайлович Кудрявцев. Фото начала 50-х гг.

Это я выбрал Петра Петровича Смолина как учителя. Я мог в КЮБЗе не остаться, я мог уйти в другое место. Ведь каждый человек выбирает своего учителя. Это, конечно, загадка человеческой психики. Но думаю, что учителя не случайно появляются. Они появляются из какого-то твоего интереса и твоего ожидания. В отношении Тимофеева так и было. Я активно ждал какого-то «Тимофеева». Если бы не было Тимофеева-Ресовского, наверное, кто-нибудь другой появился бы. Может быть, не такого ранга и не такого масштаба. Я не видел людей такого ранга рядом с собой долгое время, да не вижу и сейчас. Говорят, Сукачев был такой, не знаю. Но даже великий и замечательный Меркурий Сергеевич Гиляров не был такого класса Человечищем. А Андрей Сахаров был. Но с Сахаровым я познакомился уже в зрелом возрасте, да и направление деятельности у него было другое. Он нес в мир гуманистическую идею, выстраданную им, и не заботился об учениках. У него не было учеников как таковых. У него были последователи. Он был как таран, и за ним шли. В эту, пробитую им брешь шли другие люди, делали то же, что делал он по правам человека, по отвращению от этого страшного коммунистического мира и т. д. Но Сахаров не был Учителем, как Тимофеев.

Тимофеев и Смолин были учителями по духу. Им было интересно работать с людьми. Тимофеев открыто говорил: «Мне интереснее потрепаться, чем написать какую-то статью». Ему было интересно общаться с людьми, он был открыт для этого общения и создан для общения. Тимофеев был прирожденным учителем. Быть учителем – это не просто быть лидером. Я сам в какой-то степени лидер. Я выдвигаю какие-то позиции, какие-то вещи я формулирую более четко, чем другие мои экологические друзья-коллеги. Я веду за собой. Но я – не учитель, а просто лидер. Я могу с компьютером, с книгами на неделю застрять и ни с кем не общаться, кроме Дильбар. Но невозможно представить, чтобы Тимофеев или Петр Петрович Смолин на неделю были изолированы от своих учеников. Такого просто быть не может.

Тимофеев рассказывал, что, когда он сидел в советских тюрьмах, они в камерах устраивали университет. Среди заключенных разные люди были: какой-то попик рассказывал о религии, кто-то – о химии, кто-то говорил о сельском хозяйстве. Тимофеев говорил, что он очень много получил от этих разговоров, многое понял. Когда они вместе с попом сидели, то глубоко говорили о религии, а Тимофеев рассказывал о генетике. Они вместе росли в этих разговорах. Оказывается, в любом месте, даже в экстремальных условиях, учителя остаются учителями.