– Что за диво такое? – Ярга потёрла глаза. – Спать хочется, будто я неделю не спала. Веки точно каменные, и язык тяжёлый, с каждой минутой всё тяжелее.
Иван тряхнул вихрастой светлой головой, отгоняя сон.
– Это всё сторожевое колдовство, которым наш сад окружён, – исподволь признался он. – Батюшка с матушкой его много лет назад придумали, чтобы ночью в сад ни один человек проникнуть не смог, а колдовство против них и обернулось. Теперь тут никто стражу нести не может, разве что мы с братьями, и то Пётр с Василием в прошлые ночи уснули. Теперь вся надежда на меня.
Ярга опустила очи и, с трудом сдерживая улыбку, спросила:
– Рассчитываешь, что я не дам тебе спать?
Иван принял её вопрос за неприкрытое заигрывание и будто бы даже не возражал. Вместо ответа он вновь потянулся к Ярге, чтобы получить поцелуй. На сей раз она не сопротивлялась и позволила их губам встретиться, из одного лишь любопытства. Ей было ужасно интересно, каково это – целовать настоящего царевича, такого, кому от тебя ничего не нужно, красивого, молодого и удалого.
Иван целовал пылко, с жаром и усердием, будто и в любовных делах желал сделаться лучшим. Уста его оказались такими требовательными, что бедная Ярга на некоторое время лишилась возможности дышать.
Ей всегда было любопытно, каково это – целовать возлюбленного, того, с кем чувства взаимны, с кем желаешь разделить жизнь в горе и в радости. Но так уж сложилось, что Ярга знала на своём недолгом веку больше горя, чем радости, а все прежние поцелуи не дарили ничего, кроме смущения. Они были поспешны и наивны, сорваны впопыхах такими же безродными юнцами, как и она сама.
Однажды Ярга вскользь поцеловала молодого мясника за то, что тот отдал ей свежий телячий язык, но то была своего рода плата за угощение. В другой раз на ярмарке её поцеловал витязь из княжеской дружины, но он был пьян, и Ярга ужасно испугалась его настойчивости, поэтому убежала быстрее, чем он успел обнять её как следует.
Ни один из тех поцелуев не значил ровным счётом ничего. Столь же пустым оказался и этот, пустым и неправильным.
Ярга запаниковала. Подумала, что отталкивать царевича нельзя – можно лишиться его расположения, но и позволять лишнего не стоит, ведь тогда она покажется Ивану чересчур ветреной.
Вот только и сам царевич будто не предназначался ей судьбой вовсе. Его губы оказались влажными и слишком жадными. Они имели привкус тех яств и вин, которые Иван вкушал за вечерней трапезой, но теперь от них осталась лишь кисловатая горечь. Его руки цепко обняли Яргу, от этих настойчивых объятий, похожих на капкан, девушка ощутила удушливую тесноту в груди. С растерянностью она наблюдала за тем, как Иван в упоении прикрыл глаза, наслаждаясь то ли поцелуем, то ли самим собой.
Девушка рассеянно подумала, что это их первый поцелуй и, если она действительно однажды станет его женой и царицей, он очень важен. Почему же важности не ощущалось ни капли? Ни волнующего трепета любви, ничего, лишь неотвратимо возросшее желание убежать.
Да и какая между ними могла вспыхнуть вдруг любовь? Она и знать-то Ивана толком не знала. Вместо страстного, пылкого чувства к прекрасному велиградскому царевичу не возникало ничего, кроме мыслей о том, что всё это какая-то нелепая ошибка. Что, если Серый Волк имел в виду вовсе не Ивана, когда говорил о возможном женихе?
Ярга ощутила болезненную досаду, от которой захотелось расплакаться. Мысленно она взмолилась всем известным богам лишь об одном: чтобы этот поцелуй поскорее прекратился. Она возвела очи к небу, туда, где в изумрудной листве мягко мерцали золочёные яблоки царя Демьяна, но свет в ветвях оказался отчётливее, чем прежде. Будто маленькое солнце опустилось в заколдованный сад и задремало в кружевной листве.
