Оказалось что заимка, ставшая в будущем новым острогом, была возведена на землях остяцкого князя Намака, весьма лояльно и дружески настроенного к русским властям. Он и его люди одними из первых присягнули русскому царю, приняли православие и безоговорочно платили «ясак» в российскую казну.
Сам князь Намак в эту осень с первопроходцами не встретился. По словам послов, племя кочевало в верховьях реки Малый Кас, за десятки верст от заимки, возведенной на его землях. Однако, неведомо как, прознав об отряде, посланном аж самим воеводой князем Куракиным, гонцов своих с подарками, Намак в отряд прислал.
– Вот же нехристь узкоглазая. – Расхохотался Черкас. – И как узнал только?
– Как узнал? – Андрейка Фирсов, присутствовавший при разговоре, удивленно вскинул голову. – Да его люди давно уже следом за нами идут. И сам Намак наверняка где-то рядом отирается. Никогда еще его племя не кочевало дальше ста верст от Кети.
После того ночного разговора у костра в устье Иртыша, смекалистый Андрейка понравился Албычеву и он теперь держал его при себе и частенько прислушивался к его советам.
– Как думаешь, зачем посольство с дарами Намак к нам прислал? – Поинтересовался он.
– Так знамо дело зачем. Вынюхать все, про отряд. А потом Намак Чеботаю обо всем и доложит. – Не моргнув глазом выпалил Андрейка.
– Воеводе Челищеву, что ли?
– А то кому же? – Мы когда в Кетском ночевали, я с дружками в кружало ходил и разговор слышал. Будто Чеботай очень не рад, что мы к Енисею идем. Это выходит, говорит он, мои ясачные волости теперича другим достанутся? Так не бывать этому, говорит. Костьми лягу, говорит, а земли те не отдам. Сам-то я от Чеботая таких слов не слышал, но люди зря не скажут. Наверняка это он и послал по нашему следу людей Намака.
Вечером того же дня отправляя в Тобольск гонца к воеводе Куракину, Албычев писал, что вопреки задуманному плану экспедиция дальше двигаться не сможет, а потому принято решение – зимовать в верховьях реки Кети. Он не только описал место вынужденной стоянки, но также отправил Куракину план поселения и просил разрешения именовать новый острог Намакским.
Чтобы лишний раз подчеркнуть уважение к коренному населению, Петр Албычев именовал новый острог в честь их вождя Намака. Однако где-то там, в чиновничьих переписках между Тобольском и Москвой, кто-то из писцов, дьяков или подьячих совершит описку и в Москве, в Приказе Казанского дворца, новый сибирский острог будет записан как Маковский.
***
В разговоре с послами Албычев поведал им, что отныне платить «ясак» они будут воеводам нового Тунгусского острога, что будет поставлен на реке Енисее. Гонцы заверили его, что князь Намак не будет возражать, раз так повелел большой воевода, князь Иван Семенович Куракин. Однако всерьез опасались как бы прежний их начальник, воевода Кетского острого Челищев, не стал бы, противится, такому повороту дел.
– Ничего не бойтесь. – Как мог, успокаивал остяков Петр. – Весь «ясак» идет в царскую казну, а кто его туда доставит, разницы большой нет.
Однако же гонцы уехали в полном недоумении. – Как это, не важно, кто доставит «ясак» в царскую казну? – Ломали они головы – а как же «воеводские поминки»? Ведь Челищеву, кроме государственного налога, еще полагалось немало шкурок для личного пользования, равно как и всем дьякам и подьячим Кетского острога. Все это знали, и никто никогда бы не посмел нарушить этот установившийся годами порядок. Кроме того, все воеводы старались как можно больше собрать «ясака» и тем самым выслужиться перед государем, а тут – на тебе. Да и «аманатов» с их племени полным полно маются в острожной тюрьме. Кто ж их без уплаты «ясака» выпустит?
