Глава 2: Доспех из Бабушкиного Сундука и Меч из Огорода.
Часть 1: Охота за реликвиями (в собственном хламе).
Итак, решение «восстать» было принято, знамения (одно другого убедительнее) истолкованы, и даже Мурка, кажется, прониклась важностью момента, перестав гоняться за солнечным зайчиком и уставившись на хозяина с выражением, которое Богдан трактовал как «немое ободрение и ожидание великих свершений» (хотя, скорее всего, кошка просто прикидывала, не перепадет ли ей чего съестного в этой суматохе). Перед нашим героем встала задача не менее ответственная, чем само спасение Руси: экипировка. Ведь не голым же, в самом деле, идти на Змея Вековечного и прочую нечисть, что расплодилась, по Богдановым сведениям, в неимоверных количествах.
Началась великая археологическая экспедиция в недра собственного жилища, а точнее – в пыльный, окованный ржавым железом бабушкин сундук, стоявший в углу и служивший последним пристанищем для всего, что жалко было выбросить, но и использовать уже не представлялось возможным. Вооружившись кочергой (первым попавшимся под руку предметом, отдаленно напоминающим оружие или инструмент для вскрытия древних гробниц), Богдан с кряхтением откинул тяжелую крышку. В нос ему ударил такой густой аромат нафталина, мышиного помета и времени, что он на миг засомневался – а не пробудил ли он какого-нибудь особо древнего духа, отвечающего за сохранность ветоши.
«Изыди, соблазн ветхости!» – пробормотал он, отмахиваясь от невидимых миазмов, и погрузил руки в сундук, напоминая в этот момент то ли кладоискателя, нащупавшего сокровище, то ли хозяйку, ищущую затерявшуюся пуговицу.
Первой на свет божий (а точнее, в тусклый сумрак избы) была извлечена некая медная, тускло поблескивающая конструкция, некогда бывшая частью прабабушкиного самовара, а именно – его боковиной, щедро украшенной вмятинами от многочисленных падений и одним сквозным отверстием неизвестного происхождения. Богдан приложил ее к своей тощей груди. Сидела она криво, больно впиваясь острым краем в ребра, но энтузиазма это не убавило.
«Броня Светозара Ясно Солнышко!» – торжественно провозгласил он, едва не проткнув себе палец о заусенец. «Вижу, вижу, не вся она цела, видать, в жарких сечах побывала! Но не беда! Чуть ржава, да дух богатырский в ней еще крепок! А металл сей, чаю, от стрел каленых убережет, а то и от слова злого, ведьминского!»
Далее из сундучных глубин был выужен старый, дырявый чугунок без ручки, покрытый слоем сажи, который не отмылся бы и святой водой. Богдан, отряхнув с него паутину и дохлую муху, задумчиво водрузил его себе на голову. Чугунок был велик, съезжал на глаза, и дыра на макушке отнюдь не добавляла ему воинственности, но герой нашел и этому объяснение.
«Шелом Ярослава Мудрого! Али Олега Вещего!» – продекламировал он, пытаясь поймать свое отражение в мутном осколке зеркала. «Ишь ты, каков! А сия прореха сверху, – он ткнул пальцем в дыру, – не от вражьей секиры вовсе, нет! Сие для вентиляции ума ратного, дабы он в думах высоких да помыслах героических не перегрелся и не вскипел, аки каша в этом самом чугунке!» Он удовлетворенно хмыкнул, довольный своей находчивостью.
Последним трофеем, добытым из чрева сундука, стала круглая деревянная крышка от бочки, на которой когда-то, судя по едва различимым блеклым пятнам, был намалеван какой-то пасторальный сюжет – то ли пастушок с овечками, то ли сцена сбора урожая. Ныне же он был столь выцветшим и испещренным трещинами, что мог сойти за абстрактную карту неведомых земель или древний рунический символ.
