Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - страница 5



тому, что я буду жить вместе с каким-то там парнем. В грехе. Правда, она предпочла бы, чтобы мы уже наконец поженились, потому что все равно дело к этому идет. Но… цитирую: «Раз вы еще не готовы, значит, не готовы. Если уж собираешься жить в Нью-Йорке, то лучше пусть рядом с тобой будет мужчина».

Бали. Два месяца я не увижу родных и свой дом. Нельзя сказать, что я окончательно перерезала пуповину – нет, пока я ее скорее только надрезала.

А ведь раньше я ничего не боялась. Видели бы вы меня сразу после школы – я теперь даже не понимаю, как могла быть такой. Я делала что хотела, мне было плевать, что обо мне думают, плевать, если кого-то я разочаровываю. Все мои друзья пошли в колледж, а я сбежала в Европу и чувствовала себя прекрасно. До этого я ни разу не была за границей, но знала, чего я хочу, поэтому копила деньги и наконец исполнила свою мечту. У меня не было страха. Теперь же я как будто должна извиняться перед своими родными за то, что переежаю в Нью-Йорк. За то, что сокращаю то драгоценное время, которое отпущено нам, чтобы реализовывать свои эгоистичные мечты.

Я боюсь вести этот дневник. Мне страшно быть честной с самой собой, но я дала обещание, что не стану врать. С тех пор, как один мой бывший прочел мой дневник (в котором, к сожалению, была запись о том, как я изменила ему со студентом инженерного факультета из Германии по имени Йохим… или Йоханн… не помню), не могу заставить себя писать о чем-нибудь шокирующем, разве что в зашифрованном виде. Но это путешествие целиком принадлежит мне. Там не будет ни моего парня, ни родных, и если я напишу что-нибудь потенциально взрывоопасное, перед возвращением домой дневник всегда можно сжечь, так ведь?

Я не исповедовалась уже более десяти лет. В детстве после исповеди мама все время спрашивала: «Теперь чувствуешь себя как-то лучше, правда? Как будто заново родилась». А я себя обычно чувствовала виноватой после этих слов. Мне никогда не удавалось до конца, честно, искупить свои грехи: если священник предписывал прочесть двенадцать раз «Аве Марию» и десять – «Отче наш», я по два-три раза повторяла каждую молитву, и дело с концом. При этом понимая, что ни капли не очистилась.

Но теперь я готова к духовному очищению. Эта поездка на Бали кажется захватывающим приключением, стоит только подумать о том, что я проведу два месяца с Индрой, которую обожаю. Но с другой стороны, она представляется мне и двухмесячным наказанием с обязательным прочтением «Аве Марии» и «Отче наш», стоит только подумать о том, что придется находиться рядом с Лу, ее другом, – они будут вместе вести занятия.

Лу меня ужасно пугает. У меня такое чувство, что он читает мои мысли. Черт, даже сейчас я пишу, и у меня возникло такое противное ощущение, что он знает об этом. Так и вижу его на Бали, в какой-нибудь тихой и спокойной комнате для медитации, без рубашки, загорелого, в льняных штанах с эластичным поясом. Он дышит глубоко и телепатически общается с Бабаджи, а потом вдруг открывает глаза – и видит все, чем я тут занимаюсь. Не умом видит, а телесно-психическим взглядом.

Когда прошлой осенью я стала ходить в студию «Индру» (Индра+Лу), то сразу обратила внимание на группку слегка воняющих, но крайне сосредоточенных йогов, следовавших за Лу повсюду, будто тот был Иисусом в шортах из спандекса. Они не выказывали страха в его присутствии, демонстрировали лишь почтение и восхищение.