Иногда по ночам, когда Глойда уже спала, а я всё ещё корпел над чертежами, меня охватывало странное чувство. Словно я пытался решить задачу, которая мне не по силам. Словно где-то есть знания, которых мне не хватает, но я даже не знаю, где их искать.
– Ты слишком много думаешь, – заметила Глойда, словно прочитав мои мысли.
– А как не думать? – ответил я. – Мы работаем уже два года, а результат всё тот же. Может быть, проблема во мне? Может быть, я просто не способен на такие открытия?
Глойда покачала головой:
– Помнишь, что говорил мастер Вайгль? Самые сложные задачи решаются не силой, а терпением. Мы на правильном пути, просто идём медленнее, чем хотелось бы.
Её слова немного успокоили меня, но сомнения никуда не делись. Где-то в глубине души я понимал, что нам нужен прорыв – не просто техническое усовершенствование, а принципиально новый подход к пониманию природы мышления.
Глойда встала и подошла к окну, выходящему на восточную сторону поляны.
– Послушай, – сказала она, – а ведь наша мельница опять стучит неровно.
Я прислушался и в самом деле услышал знакомый звук – ритмичное постукивание деревянных механизмов, но с небольшими сбоями в такте. Водяная мельница, которую мы построили на ручье в первые месяцы жизни здесь, приводила в движение несколько станков в нашем домике. Без неё мы не смогли бы изготавливать точные детали для наших экспериментов.
– Наверное, опять ветки намело на колесо, – предположил я, откладывая инструменты. – Пойду проверю.
Я вышел из домика и направился по узкой тропинке к ручью. Мельница была нашей гордостью – сложная система деревянных колёс, валов и ремней, которая передавала энергию текущей воды в наш домик. Там она приводила в движение токарный станок, сверлильный механизм и точильное колесо – всё то, без чего создание сложных механизмов было бы невозможно.
Так и вышло – на лопасти главного колеса намотались ветки и листья, принесённые недавним дождём. Я осторожно очистил их, стараясь не повредить тонко настроенный механизм. Мельница снова заработала ровно, и я с удовлетворением послушал, как ритмичное постукивание разносится по лесу.
Возвращаясь к домику, я невольно подумал о том, как изменилась наша жизнь за эти два года. Раньше мы жили в суете Орешника, окружённые другими гоблинами и повседневными заботами. Теперь же наш мир ограничивался этой поляной, ручьём и бескрайним лесом вокруг.
Продукты и необходимые материалы нам доставляли большие грузовые мехамухи – раз в неделю они прилетали с тяжёлыми корзинами, оставляли их у домика и улетали обратно. Старейшины Орешника явно поддерживали наши исследования, хотя мы редко получали от них прямые указания или советы.
Иногда я задавался вопросом: а правильно ли мы поступили, изолировав себя от остального мира? Может быть, нам нужно больше общаться с другими механиками, изучать их опыт, делиться своими открытиями?
Но каждый раз, когда такие мысли приходили мне в голову, я вспоминал о сложности нашей задачи. Создание думающей машины требовало полной сосредоточенности, и любые отвлечения могли помешать работе.
Вернувшись в домик, я обнаружил, что Глойда уже убрала со стола остатки завтрака и разложила новые чертежи.
– Мельница работает? – спросила она, не поднимая головы от наших рисунков.
– Да, всё в порядке, – ответил я. – Что ты там изучаешь?
– Наши старые записи о мехамухах, – ответила она. – Думаю о том, что ты говорил про обратные связи. Может быть, мы что-то упустили в первоначальных наблюдениях.
