На второй день Рикардо еще пытался
наладить с девушкой отношения: вежливо представился сам, когда она в очередной
раз склонилась над бессознательным Агилямом, спросил жестами ее имя.
– Леоудомер? Рикардо? – на удивление
довольно четко повторила девушка его имя, но нахмурилась, затем хмыкнула,
покачала головой и сказала: – Рик.
– Рикардо! – настойчиво повторил он.
Эта же вновь покачала головой, коварно
улыбаясь, и настояла:
– Рик! – затем что-то пролопотала,
продолжая качать головой, и в ее фразах проскочило "Лео",
"Мер". И опять повторила. – Рик.
– Рык? – подхватила рядом одна из юных
голинок и гортанно засмеялась: – Рык! Гы-гы.
Что смешного?
– Рикардо! – твердо повторил парень,
нахмурившись.
Еще не хватало, чтобы какая-та прислуга
настолько фамильярно к нему обращалась! При этом не давая даже огладить
коленку. Да и вообще, чтобы насмешничала в его адрес.
– Рык рдо? – загоготали подошедшие ближе
голиновские детеныши и стали к тому же тыкать в его сторону толстыми пальцами с
темными когтями. – Гы-гы-гы, рыкырыдо!
Они похохатывали так, будто услышали
что-то совсем уж смешное.
Рикардо глянул на девушку, но та,
опустив глаза вниз... смутилась?
– Рыкы рдо, рык рыдо, – заголосили хором
гогочущие зверята. - Рыдо, гы-гы-гы.
Один из мальчишек за спиной сидящей на
пятках девушки при этом посмел даже ухватить себя за шкуру пониже пояса, сжал
там, потрясая и повторяя со смехом:
– Рык рдо.
Кровь бросилась в лицо Рикардо. Неужели
его имя означало на их диком языке что-то настолько... похабное? А ведь эти
зеленокожие мальчишки уже извели его, даже отлить без их настырного
многочисленного внимания не сходишь: увяжутся, нагло заглядывают ему... пониже
пояса, где уж тут справить нужду. Затем еще и ржут беспардонно, доставая из-под
шкур свои причиндалы для сверки. Животные, одним словом.
– Мое имя Рикардо Леудомер, – вскинув
голову и четко проговаривая звуки, повторил он громко, перебивая гоготание
уродцев. – Я законный сын котронского графа Леудомер, и требую, чтобы ко мне
относились с должным уважением!
Но девушка лишь покачала головой и
повторила:
– Рик, – обернулась на свою юную свиту и
потребовала громче: – Рик!
– Рык, гы-гы, – продолжали посмеиваться
детеныши.
Затем наглая девчонка показала на себя и
рыкнула какое-то очередное дикарское слово. Но теперь Рикардо покачал головой и
зло сплюнул:
– Дрянь!
Но она зачем-то повторила, почти четко,
разве что вопросительно подняв брови.
Вот тут Рикардо смутился еще больше:
недостойно он себя повел. Отвел глаза первым. Да, она насмехается над ним, но
ведь обслуживает – еду какую-никакую и воду приносит, раны ему, как и
безнадежному Агиляму обрабатывает.
Больше они не говорили, даже не
пытались. Если она звала его Риком, то он игнорировал обращение, потому что
детеныши все еще посмеивались, заслышав это слово.
Пользуясь тем, что глупые дикари его
никак не связывали и в целом не ограничивали в передвижениях, Рикардо к концу
второго дня уже понемногу ковылял вокруг их навеса и дальше, чтобы осмотреться.
К тому моменту, как заживут ноги, нужно знать, в какую сторону и как бежать.
Небольшая кособокая палатка из
выделанных воловьих шкур, где жила эта девчонка, и к которому приткнулся их
навес из нескольких слоев плетеных циновок, как раз удобно расположилась на
окраине стойбища дикарей. Дальше лишь бескрайняя степь и опаляющее солнце сверху.
И вроде как раз в той стороне пряталась какая-то речка, изредка в сумерках там
поднимался туман, который бывает над водоемами. И именно с той стороны несли
уже надоевшую костлявую рыбу.
