Кожа варанов после специальной обработки становилась мягкой и нежной изнутри, а снаружи переливалась ярким разноцветным перламутром. Стоил такой наряд столько, сколько простой аргунский рабочий зарабатывал за восемь лет тяжкого труда, и шаманы, которым удавалось обзавестись таким роскошным одеянием, особенно гордились своим внешним видом. Даже злобно настроенные парисаи и то восхитились шикарным видом аргунского шамана.
В руках шаман держал идола – Молоха Войны – и бубен. Коварство парисаев заключалось в том, что шаману обещали свободу сразу после того, как он закончит камлание в честь победы Парисая над Аргуном. Шаман с радостью согласился, и сейчас в окружении парисайских военных шёл к месту камлания с высоко поднятой головой.
– Приготовьте мне стол и отойдите в стороны, мне нужно пространство для ритуала! – важно скомандовал шаман, и тут же ехидно улыбающиеся исполнители принесли ему столик и отошли в сторону.
– Сейчас досточтимый шаман исполнит камлание во славу парисайской армии! – сообщил радостной публике Главный Гаер.
– Вот предатель! – гневно прошептал Дил Ширер. – Если вырвусь отсюда, не жить тебе!
Шаману принесли миску с кровью игуанодона, поставили на столик, и началось камлание. Шаман проклинал Аргун, восхвалял Парисай, плясал вокруг столика, брызгал на одежду исполнителей кровью игуанодона, произносил заклинания и умолял Молоха Войны ниспослать победу доблестному народу Парисая. Он так увлёкся, что даже не замечал, как над ним потешалась «почтенная публика».
– Ну всё, всё, довольно для первого раза! – заявил Главный Гаер и задал вопрос собравшимся: – А не отблагодарить ли за доставленное удовольствие аргунского шамана?
– Надо! – зарычала жаждущая зрелищ толпа и отчаянно затопала.
– Исполнители! Желание народа для нас закон! Приступайте!
Четверо исполнителей схватили шамана, принялись срывать с него шикарное шаманское одеяние, его гордость и главное богатство. Один из исполнителей вылил кровь игуанодона в яму с насекомыми, чтобы те, почувствовав вкус крови, стали ещё более неистовыми.
– Вы обещали мне свободу! – кричал возмущенный и испуганный шаман, – вы обещали!
Исполнителей нисколько не смутили крики обреченного на смерть и они продолжали срывать с него ритуальные одежды. А перед зрителями вновь с кратким словом выступил Главный Гаер:
– Этот аляповатый клоун решил, что мы его отпустим за блестящий цирковой номер! Но мы не забыли, что именно этот деятель вдохновлял армию аргунских убийц! Так чего заслуживает шаман Аргуна?!
– Смерти! Смерти! Смерти!
– Но мы против самосуда! Досточтимый Принципиал, слово за вами!
– Благо народа – высшая цель! Слово народа – закон!
– Ну вот… Сам Принципиал сказал, что голос народа для нас закон. Исполнители, продолжайте!
…Посреди трибун стоял совершенно голый шаман. Он был жалок и испуган до смерти. Обезумевшие его глаза бегали по трибунам, встречались с глазами тех, кто жаждал его крови, и в которых он не находил ни доли сострадания. Тот, кто ещё пять минут назад кичился своим видом и положением, оказался низвергнутым на грешную Гамму и испивал чашу позора. Над шаманом глумились, а он в ответ скулил, подвывал и умолял о пощаде. Он успел забыть о своём величии и всем своим существом жаждал одного – спасения любой ценой.
– Хотите, я прямо сейчас загоню армию Аргуна обратно в Номаниши?! – исступлённо орал шаман, но толпа в ответ только потешалась.
