А потом настали школьные годы. Сергей пошёл в ту же школу, где работал отец. Казалось, что теперь-то парень всегда на виду, всегда под присмотром, но не тут-то было! У младшего школа отнимала намного меньше времени, чем у старшего, а потому после уроков он принадлежал сам себе.
***
Стояла ранняя осень, та золотая её пора, согреваемая солнцем и желтизной деревьев, что даёт обманные ощущения нескончаемого лета.
Над городом раскинулось огромное ярко-синее небо, небольшими бурунами по которому расстилались перистые облака. Двор млел от ровного приятного тепла. Лёжа на лавочке около своего подъезда и глядя ввысь, млел вместе со всем двором и первоклассник Гущин.
В песочнице под зоркими взглядами переговаривающихся мамаш возюкалась малышня. Возле огромного тополя, что рос у соседнего дома, столпилось трое мальчишек из их класса. Серёже было не интересно, о чём они говорят. Ему было интересно, если бы сейчас к нему подошли и сказали, какой он классный, просто отпадный, но к нему никто не шёл. Он закинул ногу на ногу и положил на лицо портфель, всем видом привлекая к себе внимание. Тщетно. Мальчишки, изредка повышая голоса, говорили о чём-то своём, по всей видимости, важном.
Рядом с ухом что-то зажужжало. Серёжа, обладая стальными нервами, скосил глаза: по портфелю, всё ближе и ближе подбираясь к лицу, ползла жирная переливчатая муха. Она, не обращая никакого внимания на хозяина новенького портфеля, иногда останавливалась, вертела головой с выпуклыми глазками, шустро потирала тоненькие лапки, вздрагивая перепончатыми крылышками, и продолжала путь дальше. Была ли цель у мухи, пусть попробуют объяснить диптерологи*, но в голове мальчишки моментально вызрел план.
***
– Смотрите, что у меня есть! – громко сказал он, подойдя к одноклассникам. Все головы дружно развернулись в его сторону, и он гордо достал из-за спины переливающуюся муху, из которой торчала увесистая жёлтая травинка. Серёжа подкинул муху вверх, и она медленно, надрывно гудя, пробороздила воздух, но далеко не улетела – он ловким движением остановил её на лету, ухватив за соломинку. В глазах парней вспыхнул интерес, один воскликнул: «Ух, ты!», второй спросил, сам ли он так сделал, а третий стоял, разинув рот. Потом они все вместе проделывали этот фокус, отлавливая мух и даже шмелей. Над шмелями угорали хором – до того потешно те пыжились!
Мамаши малышей смотрели на резвящихся мальчишек, носящихся по двору с криками, но помалкивали в их адрес, мало ли чем дитя тешится – лишь бы свои не плакали.
А Серёга выдумывал всё новые и новые трюки, и все с восторгом смотрели, как далеко может улететь муха с оторванными подкрылками или как сядет на цветок шмель без лапок.
Эта четвёрка, давшая себе имена благородных героев, не так давно по меркам времени влетевших на экраны телевизоров со страниц Дюма-отца*, с тех пор стала заправлять всем классом, сбивая с толку, с ног, с парт. Прозвище д’Артаньян как предводитель безоговорочно получил Серёга Гущин. Правда, очень быстро имена претерпели изменения в пользу краткости. Гущин стал Дартом, пухлый Портос Виталька превратился в Парту, Арамис Толика сократился до Ары, а Атос, ещё один Серёга, зазвучал как Атас.
***
Осень неумолимо перетекала в зиму, и вместо настоящих, обречённых на суетное выживание мух всё больше теперь летали мухи белые, холодные и равнодушные к забавам ребятни, но двор продолжал жить своей жизнью. Мамаши выставляли к подъездам спящих в колясках малышей или выгуливали их, неповоротливых, держа за шарфики сзади. На деревьях усилиями жителей двора появились кормушки для птиц, а у Гущина созрел новый план.
