Аня шла по корпусу, рассматривала объявления на стенах, заглядывала в книги, оставленные на полках книгообмена, разбирала брошенные в коридорах вещи, пока в один день не наткнулась на то, что потом занимало её долгие недели. Это была старая печатная машинка. Прежде Аня видела такую ещё в детстве, будучи у мамы на работе, и ей пришлось признаться себе: тогда не наигралась.
Увидев машинку впервые, Аня оглянулась по сторонам, с нетерпением достала из рюкзака лист бумаги и силой разгладила его об стену. Она заправила его в машинку, надеясь, что ничего не сломает, и прикоснулась пальцами к клавишам. Механизм пришёл в движение, выстукивая:
апокатастасис
Это было слово, которое Аня хотела унести с собой из сегодняшнего дня. С каждым из таких слов она затем просыпалась по утрам, подобные же слова катала на языке весь день, чтобы к концу удивиться и задуматься: действительно ли они существуют?
Из соседней аудитории вышел преподаватель, долговязый мужчина в строгом костюме, и двинулся в сторону мужского туалета. Тут же по коридору разнёсся запах сигаретного дыма. Вообще-то курить на гумфаке было нельзя, но были и люди, на которых эти слова не действовали. Наверное, те самые, кто однажды взял своё.
Аист – вот на кого он похож, поняла Аня, когда он прошёл обратно и скрылся за дверью кафедры. Корпус в своей дрёме, будто бы перевернувшись на другой бок после очередного сна, продолжал дремать, перебирая истории тех, кто отдал ему часть своей жизни. И брал новую жизнь – Ани. А она мыслями возвращалась к машинке и продолжала печатать.
К вечеру вечно ждавшая её сила принимала дурной оборот. Казалось, что всегда так болела голова, что каждый день был таким серым и давящим мир вокруг, что все разговоры выдавались такими бессмысленными. В уме было только одно: дойти и открыть дверь, захлопнуть её у себя за спиной и наконец найти место, где сесть. Чтобы немного передохнуть, сделать домашку и отправляться в кровать. Мама приходила с подработок поздно, когда Аня уже скрывалась в своей комнате, и виделись они почти только по утрам.
Когда голова касалась подушки, всё, что было отложено на потом днём, оживало с новой силой. Нити всех, с кем Аня общалась за день, сплетались в один испещрённый узелками клубок. Начинали переговариваться друг с другом те, чьи слова так и не получилось выкинуть из памяти. Прочитанные и услышанные за день слова теснили друг друга в строках разума, сливались в нечто новое и мутное, вызывавшее вопросы. Аня ворочалась в постели, пока наконец не решалась встать, чтобы сбросить с себя одеяло, отодвинуть штору и увидеть, как выходит из-за облаков полная луна, а потом вдруг вспоминала, что не одна в этом варится.
«Не забывайте хорошо спать», – приходили на ум слова гумфаковского преподавателя, чьё имя Аня не помнила, мысленно называя его аистом, потому что он был похож. – Это самое главное. И есть тоже не забывайте».
И откуда только он знал, что ей не спится? Может быть, тоже страдал в её годы? По нему с его интеллигентной аккуратностью, начищенным портфелем и накрахмаленными рубашками такое предположить было трудно.
Но как бы там ни было, он говорил правду. Чем сильнее Аня недосыпала, тем беззащитнее её делали нити, и стоило хотя бы попытаться уснуть. Она выпивала стакан воды, переворачивала подушку, будто это поможет, ложилась на другой бок и закрывала глаза, чтобы долго-долго смотреть в безмолвную черноту и ждать. Секунды слипались в минуты, минуты бежали одна за другой, чтобы накопился наконец час и Аня исчезла во тьме цвета воронова крыла.
